Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

Началось все абсолютно банально. Что происходит, что вы собираетесь делать и тому подобное. Просто капитан лучше представлял свое положение — пушки солидного калибра, наведенные на его пароход, заставляли быть рациональным. Генерал, в свою очередь, как им, генералам, свойственно, пытался найти какой-нибудь победный выход. Не сдаваться же! Но выход искать предлагалось капитану. Тоже как обычно. А вот тут уже коса нашла на камень.

— Сэр, я не буду вам возражать, — со сдержанной яростью сказал Биндон. — Выведите на палубу весь батальон, что вы везете на моем судне, и прикажите открыть огонь из всего, что у вас есть. Я даже согласен поднять флажный сигнал, если вы прикажете всем вашим войскам сопротивляться до конца. Прикажите только…

Литтлтон с сомнением посмотрел на двигающийся борт в борт крейсер. Его артиллерия выглядела очень впечатляюще, а на мостике стоял офицер, в синем кителе с золотыми нашивками на рукавах, очень похожем на морской английский, и приветственно помахивал рукой.

— Спросите лучше, что им надо, — помрачнев, буркнул генерал и поманил вестового. Тот, зная своего начальника, имел при себе походный погребец со всем необходимым. Подал приличный стаканчик виски и кусок ветчины на плоской тарелке.

— Капитану — тоже.

Биндон с благодарностью принял угощение. Не в том дело, что так уж хотелось выпить, у него самого шкаф в буфетной ломился от бутылок с виски и ромом. Честь оказана. При всей своей грубости и самонадеянности капитан торгового судна признавал, что на социальной лестнице располагается куда ниже строевого генерала. Был бы он сам каким-нибудь коммодором — тогда другое дело.

— Эй, на крейсере, что вы от нас хотите? — закричал Биндон в мегафон.

— Ничего более дурацкого вы не могли спросить? — осведомился Белли, тоже поднеся к губам рупор, совсем небольшой, со встроенным усилителем, но очень похожий на настоящий. — Чего может хотеть командир крейсерской эскадры, задержавший вражеский конвой с войсками? Машины стоп. Капитаны с судовыми документами — к трапам. Вооруженные люди — с палуб долой. Огонь открываю без предупреждения.

Он говорил на очень приличном английском, но с неуловимым акцентом, не позволяющим определить, какой язык для него является родным. Это тоже входило в учебный курс, организованный для них Сильвией.

— Принять бой мы, конечно, не можем, к моему глубокому сожалению, — ответил генерал, взяв у Биндона рупор.

— Нам бы этого тоже не хотелось, — ответил Белли. — Поэтому спускайте катер, у меня на борту все и обсудим, как принято между цивилизованными людьми. Жду только вас, генерал, и вашего начальник штаба с адъютантами, если угодно. Капитан парохода пусть займется поддержанием порядка на борту. Ему в помощь я пришлю нескольких своих людей.

Попросту это означало, что на «Саксесс» будет высажена призовая партия. Ту же инструкцию имели командиры остальных вспомогательных крейсеров в отношении судов каравана. С пяти крейсеров на двенадцать пароходов было переброшено не больше чем по отделению десантников. В подходящих условиях этого достаточно. Даже тысячную агрессивную толпу можно положить на землю выстрелами поверх голов из нескольких автоматов. А среди индийских сипаев агрессивных людей не было.

Через двадцать минут капитанский вельбот с Литтлтоном, начальником штаба бригады полковником Слогеттом и адъютантом лейтенантом Кортни подвалил к специально для них спущенному парадному трапу. Одновременно катер с «Изумруда» высадил группу захвата на «Саксесс». Мичман-человек Криницкий душевно предложил офицерам соблюдать спокойствие и не провоцировать. Уселся на мостике в парусиновый шезлонг, положил на колени взведенный «маузер» с пристегнутым прикладом и легко задремал. Четыре старшины-робота оберегали его отдых и порядок на судне.

Самостоятельную роль дипломата Владимиру до сих пор играть не приходилось, для этого находились старшие товарищи. Но когда-нибудь нужно начинать. Тем более — условия для дебюта наивыгоднейшие. Противник заранее деморализован, а ты — в полном порядке, можешь выдвигать любые требования, одновременно учась хорошим манерам «доброго старого времени». Если оно вообще бывает — «доброе старое». В книжках — может быть, а в реальности любое время одинаково грубое, грязное и кровавое, уж это Белли за годы войн и революций усвоил основательно. Разница лишь в том — бьют ли тебя, перед тем как поставить к стенке, прикладом трехлинейки по зубам и по почкам или подводят к подножию виселицы с неким подобием вежливости и соблюдением демократических процедур.

Сейчас кавторанг волен был выбирать любую позицию. Тот редкий случай, когда человек не зависит ни от чего, кроме собственных убеждений. Экзистенциализм, как часто повторял философ по образованию, но не по жизни Андрей Дмитриевич. Это красивое слово Владимиру нравилось. Смысл, в нем заключенный, — тоже.