Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

Из валявшихся вокруг в изобилии сосновых сучьев и прочего хвороста собрали свой костер, вокруг расселись впятером, пристроив поблизости никому, казалось бы, не нужное оружие. Против зверя в тайге или лихого человека оно бы непременно пригодилось, а против целой планеты? Но неизменно человеческое чувство — хоть бронзовый меч на поясе, хоть копье с кремневым наконечником, а тем более хороший пулемет — и ты уже почти на равных с окружающим миром. В конце концов, Кортес с несколькими сотнями конкистадоров половину Америки завоевал, две империи покорил, Стенли с однозарядной винтовкой считал себя достаточно вооруженным, чтобы Африку исследовать, не боясь ни диких зверей, ни людоедов.

Не до изысков было, в большом котелке растолкли и заварили, будто в давних турпоходах, пять брикетов концентрата «Гречневая каша с говядиной». Вкуснейшая, если кто не пробовал, вещь. Особенно если есть ее с дымком и деревянными ложками.

— Оно конечно, — говорил Шульгин, — ночью высадиться тоже неплохо. Управились бы — ноктовизоры есть, прожектора, осветительные ракеты. Для местных — малопривычные штучки. Взяли бы мы их, как группа «Альфа» дворец Амина в семьдесят девятом.

— Ну и что? — лениво возразил Антон. — Игнат, при всей его простоте, — прав. Утро ведь в натуре вечера мудренее?

С этой максимой спорить никто не стал. Да никому и не хотелось.

Разговаривали неторопливо, прикидывали, с чего начинать переговоры и в каком ключе их вести.

— Хорошо с квангами было, — вспомнил Шульгин, — те нас сразу почти как родных встретили, и никаких недоразумений.

— Ну, кванги — особый случай. Мы к ним в роли спасителей явились, а тут — совсем наоборот, — ответил Андрей. — Неужели, Антон, среди ваших Ста миров так-таки ничего подобного здешней многослойной цивилизации не встречалось? Удивительно даже.

— Ничего удивительного, — вместо Антона сказал Скуратов. — Я все больше склоняюсь к мысли, что никакой цивилизации дуггуров вообще не существует. И все мы — жертвы собственной наивности и хорошо организованной дезинформации, рассчитанной исключительно на нас. Только еще не понял — кем.

— Галлюцинация глобального масштаба, — полувопросительно продолжил Шульгин.

— Я бы иначе выразился, — выбирая в костре уголек, подходящий для раскуривания трубки, сказал Андрей. — Помнишь «Миллиард лет до конца света»?

— Похоже, очень похоже, — задумчиво кивнул Сашка. — Только чем тогда все это отличается от пресловутых Ловушек?

— Принципиально. Ловушки субъективны и работают исключительно против чужих мыслеформ внутри Гиперсети, как нам объяснили. Я так понимаю, одновременно на всех нас, столь разных по психотипам, культуре, способам мышления, они действовать не могут. Что общего между тобой, Виктором, эстетом-хамом Оноли, простодушным Игнатом? Следовательно, мы имеем дело с объективной реальностью.

— Тут ты прав. Главное — роботы ведь тоже воспринимают монстров, инсектоидов, Шатт-Урха и тому подобное как данность… Правда, есть у меня контрдовод, заумный такой, а все же. Ничего на самом деле вообще не происходит. Каждый находится внутри индивидуального бреда. Вы все кажетесь мне, говорите и делаете то, что я воображаю, оставаясь там, откуда вы меня вроде бы вытащили. Любой из вас — в том же положении, если вообще существует в природе…

— «Слег»[94], короче. В таком плане конечно, никто никому ничего доказать не в состоянии. Лем подробно объяснил, что, находясь внутри совершенного фантомата, убедиться в ложности или истинности окружающего невозможно.[95]

— Эй, о чем это вы? — несколько встревоженно спросил Ростокин. Книг, на которые ссылались друзья, он не читал. Удолин со Скуратовым тоже, но они промолчали, усваивая и осмысливая значащую, с их точки зрения, информацию.

Новиков вкратце объяснил Игорю, о чем шла речь в «Миллиарде лет». Природа, мол, она же — мироздание, в целях поддержания высшего равновесия, способна менять собственные законы и создавать любые артефакты, от локальных до глобальных.

— Додумался ведь Энгельс до формулы: «Человеческий разум есть инструмент, с помощью которого природа познает самое себя». Следовательно, изначально неспособная к познанию природа тем не менее сумела создать человечество, миллион лет назад уже зная, что появятся письменность, университеты, синхрофазотроны, звездолеты, теория эволюции, диалектический и исторический материализм. И если так оно и есть, то что стоит природе, в широком смысле этого слова, раз уж мы от Гиперсети отключились, создать «Дугляндию», чтобы все ж таки нас опустить? Сидите, шелупонь, под нарами возле параши и не высовывайтесь…

— Принцип Фразибула[96] в бесконечности пространства и времени, — уточнил Скуратов.

— Стоило возиться, — презрительно фыркнул Ростокин. — Банальной молнии хватило бы, одной на всех. Или тайфуна в пятьдесят баллов. Накрыл «Валгаллу» в океане — и адью!