Он проглотил таблетку, поел лазанью, запил и первое, и второе пивом «Элефант» голландского производства, с более высоким, по заверениям производителя, содержанием алкоголя, чем другие сорта пива.
За едой он думал о мертвой учительнице, о Лэнни, сидящем в кресле в собственной спальне, о том, что теперь предпримет убийца.
Такие мысли не повышали аппетит, не улучшали пищеварение. Учительнице и Лэнни он уже ничем не мог помочь, как не мог предугадать и следующий ход выродка.
Поэтому он переключился на Барбару Мандель, главным образом на ту Барбару, какой она была раньше, а не теперь, в «Шепчущихся соснах». Понятное дело, эти воспоминания плавно перетекли в настоящее, и он начал волноваться о том, что с ней будет в случае его смерти.
Вспомнил о маленьком квадратном конверте, оставленном ее лечащим врачом. Вытащил из кармана, вскрыл.
На квадрате плотной бумаги кремового цвета с шапкой «ДОКТОР ДЖОРДАН ФЕРРЬЕР» прочитал несколько строк, написанных твердым, аккуратным почерком:
Капельки конденсата покрывали вторую бутылку «Элефанта». Письмо доктора Феррьера он использовал как подставку, чтобы уберечь стол.
— Почему бы вам не позвонить в мой офис и не договориться о времени? — спросил он бутылку.
Он съел только половину лазаньи и, хотя аппетит по-прежнему не прорезался, доел все, отправляя куски лазаньи в рот и энергично ее пережевывая, словно процесс потребления пищи мог утолить злость с той же легкостью, что и голод.
Тем временем боль во лбу заметно уменьшилась.
Он пошел в гараж, где хранились рыболовные снасти. Из «Набора рыболова» взял заостренные щипцы для перекусывания проволоки.
Вернувшись в дом, запер дверь черного хода и поднялся в ванную, где всмотрелся в свое отражение в зеркале. Кровяная маска засохла. И выглядел он будто абориген ада.
Выродок все три рыболовных крючка цеплял за кожу очень аккуратно. Вероятно, старался, чтобы повреждения были минимальными.
Для подозрительной полиции такая аккуратность послужила бы подтверждением версии о членовредительстве.
С одного конца рыболовный крючок заканчивался острием и зубцом, с другого — ушком для крепления лески. Вытащить крючок, не нанеся коже большую травму, не представлялось возможным.
Щипцами Билли срезал у одного крючка ушко. Зажав острие и зубец между большим и указательным пальцем, осторожно вытащил крючок из раны.
Проделав ту же операцию с двумя оставшимися крючками, принял горячий душ.
После душа, как мог, продезинфицировал ранки спиртом для растирания и перекисью водорода. После чего намазал ранки «Неоспорином», закрыл марлевой салфеткой и закрепил ее липкой лентой.
В 4:27, согласно часам на прикроватном столике, Билли лег спать. На двуспальную кровать, с двумя подушками. На одну положил голову, под другую — револьвер.
И когда веки его закрылись под собственным весом, мысленным взором он увидел Барбару, бледные губы которой шептали:
Он заснул прежде, чем часы показали половину пятого.
Во сне он лежал в коме, не мог ни двинуться, ни сказать хоть слово, тем не менее ощущал окружающий его мир. Врачи в белых халатах и черных лыжных шапочках с прорезями для глаз всаживали скальпели в его плоть, вырезая веточки с кровавыми листочками.
Вернувшаяся боль, тупая, но настойчивая, разбудила его в 8:40 утра в ту же среду.
Поначалу он не мог вспомнить, какие из ночных кошмаров были реальными, а какие только приснились ему. Потом смог.
Ему хотелось принять еще таблетку «Викодина».
Вместо этого в ванной он вытряхнул из пузырька две таблетки аспирина.
Чтобы запить аспирин апельсиновым соком, спустился на кухню. Тарелка из-под лазаньи, которую он забыл поставить в посудомоечную машину, стояла на столе рядом с пустой бутылкой из-под пива «Элефант», которая так и осталась на письме доктора Феррьера.
Кухню заливал утренний свет. Кто-то поднял жалюзи. Ночью, когда он ушел спать, они были опушены.
К холодильнику липкой лентой был прикреплен сложенный листок бумаги, четвертая записка от убийцы.
Глава 18
Он прекрасно помнил, что запер дверь черного хода на врезной замок, когда вернулся из гаража со щипцами. Теперь дверь была закрыта, но не заперта.
Выйдя на крыльцо, Билли оглядел лес на западе. Несколько вязов росли ближе к дому, далее сосны…
Утреннее солнце наклоняло тени деревьев, практически не освещая землю под ними.