Скорость

Он искал отблеск солнечных лучей от стекла бинокля, а обнаружил какое-то движение. Что двигалось, разглядеть не смог, что-то таинственное, бесформенное, необъяснимое.

Билли уже подумал, что столкнулся с чем-то сверхъестественным, но тут неведомое существо вышло из-под деревьев, и Билли понял, что перед ним всего лишь олени, самец, две самки, олененок.

Он подумал, что из леса их выгнала какая-то опасность, но нет, они остановились, пройдя пару ярдов, и принялись щипать нежную травку лужайки.

Вернувшись в дом, чтобы не мешать оленям завтракать, Билли запер дверь, хотя врезной замок более не обеспечивал безопасность. Если у убийцы не было ключа, то были отмычки, и он знал, как ими пользоваться.

Не трогая записки, Билли открыл холодильник. Достал пакет апельсинового сока. Запивая им таблетки аспирина, он смотрел на записку, приклеенную к холодильнику. Но не прикоснулся к ней.

Положил в тостер две оладьи. Когда они подрумянились, намазал ореховым маслом, съел за кухонным столом.

Если бы он не стал читать записку, если бы сжег в раковине, а пепел смыл водой, он бы тем самым вышел из игры.

Но это он, увы, уже проходил: бездействие тоже расценивалось как выбор.

Существовала и другая проблема: теперь он сам стал жертвой нападения. И рыболовные крючки были только началом.

«Ты готов к своей первой ране?»

Выродок не подчеркнул слово «первой», никак его не выделил, но Билли понимал, на что делалось ударение. Недостатков у него хватало, но самообман среди них не значился.

Если бы он не стал читать записку, то не узнал бы, с какой стороны опасность будет грозить на этот раз. И когда топор упадет ему на шею, он не услышит даже посвист лезвия, рассекающего воздух над его головой.

А кроме того, еще в прошлую ночь Билли понял, что для убийцы это никакая не игра. Потеряв соперника, выродок не поднимет мяч с земли, чтобы уйти домой. Он по-прежнему продолжит путь к намеченной им цели.

Билли хотелось вырезать листья.

Или решать кроссворды. Это у него получалось.

Постирать, навести порядок во дворе, почистить ливневые канавы, покрасить почтовый ящик: он мог раствориться в повседневных делах и найти в них успокоение.

Ему хотелось поработать в таверне, чтобы часы текли в повторяющихся движениях и пустых разговорах.

Всю загадочность жизни (и ее драматизм) он находил в визитах в «Шепчущиеся сосны», в отрывочных словах, которые иногда произносила Барбара, в его несгибаемой уверенности в том, что для нее есть надежда. Больше ему ничего не требовалось. Больше у него ничего не было.

Ничего не было до этого. В этом он не нуждался, ничего такого не хотел… но деваться-то было некуда.

Доев оладьи, он отнес тарелку, нож и вилку к раковине. Помыл, вытер, убрал.

В ванной снял повязку. Каждый крючок проткнул его дважды. На лбу краснели шесть ранок, вроде бы воспаленных.

Он осторожно промыл их водой, вновь продезинфицировал спиртом и перекисью водорода, смазал «Неоспорином», закрыл чистой марлевой салфеткой, закрепил ее скотчем.

На ощупь лоб был холодным. Будь крючки грязными, его меры предосторожности не остановили бы инфекцию, особенно если острие или зубец крючка поцарапали бы кость.

Насчет столбняка он мог не беспокоиться. Четырьмя годами раньше, перестраивая часть гаража под столярную мастерскую, он сильно поранил руку ржавой петлей, и ему ввели противостолбнячную сыворотку. Нет, насчет столбняка он не беспокоился. От столбняка он умереть не мог.

Он также знал, что не умрет и от заражения крови, вызванного грязными крючками. Этой ложной тревогой его разум хотел хоть на время уйти от реальных и куда более серьезных угроз.

Вернувшись на кухню, он отлепил записку от передней панели холодильника.

Вместо того чтобы выбросить или сжечь, развернул, расправил на столе и прочитал:

 «Этим утром оставайся дома. Мой компаньон придет к тебе в 11:00. Подожди его на переднем крыльце.

 Если ты не останешься дома, я убью ребенка.

 Если ты обратишься в полицию, я убью ребенка.

 Ты вроде бы такой злой. Разве я не протянул тебе руку дружбы? Да, протянул».

Компаньон. Это слово встревожило Билли. Совершенно ему не понравилось.

В редких случаях социопаты-убийцы работали в паре. Копы называли таких «дружки-убийцы». Хиллсайдский душитель в Лос-Анджелесе, который на поверку оказался парой кузенов. Вашингтонский снайпер — тоже два человека.

В семье Мэнсона убийц было больше.

Простак-бармен при наилучшем раскладе мог надеяться вывести на чистую воду одного безжалостного психопата. Но не двоих.

Мысли обратиться в полицию у Билли не возникало. Выродок дважды доказал свою искренность: в случае неповиновения точно убил бы ребенка.

В данном случае по крайней мере он мог сохранить жизнь одному, не вынося смертный приговор другому.