Скорость

Панели перегородки продолжали подниматься, открывая все новые и новые стенды, когда в динамиках системы громкой связи вновь раздался голос Валиса:

— Ты можешь увидеть мою коллекцию, которую видели лишь считанные люди. Более того, тебе, возможно, будет дан шанс остаться после просмотра в живых. Наслаждайся.

Глава 70

В выставочных стендах, выстланных черным шелком, стояли прозрачные стеклянные банки двух размеров.

Основанием каждая банка устанавливалась в специальную выемку в полу. Черная скоба фиксировала крышку банки относительно верхней полки.

Когда дом на колесах находился в пути, эти банки не могли сдвинуться с места. Они даже не дребезжали.

Каждая банка подсвечивалась снизу, так что их содержимое четко выделялось на черном фоне обивки стенда. По мере того, как свет в гостиной тускнел, чтобы экспонаты коллекции предстали в лучшем виде, Билли подумал об аквариумах.

Но рыбки в банках не плавали: в них, в формальдегиде, хранились воспоминания об убийствах, в маленьких — руки жертв, в больших — лица.

Каждое лицо напоминало бледного богомола, отправленного в вечное плавание, черты одного практически не отличались от другого.

Руки, наоборот, разнились, говорили о жертве больше, чем лица, не вызывали такого отвращения, просто казались нереальными, инородными.

— Разве они не прекрасны? — голос Валиса звучал совсем как у ХАЛ-9000 в фильме «2001 год: Космическая одиссея».

— Они грустные, — ответил Билли.

— Странное ты выбрал слово. Меня они веселят.

— Меня они наполняют отчаянием.

Билли не отвернулся от коллекции в страхе или отвращении. Он предположил, что скрытые камеры нацелены на него. Потому что его реакция, по каКИМ-ТО, ведомым только Валису, соображениям, была тому крайне важна.

А кроме того, при всей отвратительности экспонатов коллекция завораживала.

По крайней мере, коллекционеру хватило вкуса, чтобы не включать в нее груди и половые органы.

Билли подозревал, что Валис не убивал ради получения сексуального удовлетворения, не насиловал свои жертвы, потому что тем самым у него возникало бы с ними что-то общее. Он видел себя существом, стоящим вне человечества, над ним.

Не включал он в свою коллекцию и ничего безвкусного, гротескного. Ни глаз, ни внутренних органов.

Лица и руки, лица и руки.

Глядя на подсвеченные банки, Билли думал о мимах, одетых во все черное, с белыми напудренными лицами, в белых перчатках.

Да, коллекционер был извращенцем, но при этом оставался эстетом.

— Чувство равновесия, — Билли начал делиться впечатлениями, — гармония линии, чувственность формы. А самое важное, ограничения жесткие, но понятные.

Валис молчал.

Ирония ситуации: столкнувшись лицом к лицу со смертью и не позволяя страху взять верх, Билли уже ни в коей степени не уходил от жизни, наоборот, широко раскрыл ей объятия.

— Я прочитал твою книгу коротких рассказов, — наконец заговорил Валис.

— Критикуя твою работу, я не напрашивался на критику моей.

Валис рассмеялся, похоже, от неожиданности.

— Между прочим, я нашел твою прозу зачаровывающей и очень сильной.

Билли молчал.

— Это истории человека, который ищет, — продолжил Валис. — Ты знаешь правду жизни, но кружишь вокруг этого плода снова и снова, не желая взять его в руки, попробовать на вкус.

Отвернувшись от коллекции, Билли подошел к ближайшей бронзовой статуэтке эпохи Мейдзи, двум рыбкам, вроде бы простенькой, но отлитой с мельчайшими подробностями, с поверхностью, обработанной под цвет ржавеющей стали.

— Власть, — изрек Билли. — Власть — часть правды жизни.

Валис ждал за закрытой дверью.

— И пустота, — продолжил Билли. — Пропасть. Бездна.

Он перешел к другой статуэтке: ученый и олень, сидящие бок о бок, бородатый ученый улыбался, его одежды сияли золотом.

— Выбор — хаос или контроль, — развивал свою мысль Билли. — Имея власть, мы можем творить. Имея власть и с благими намерениями, мы создаем искусство. Искусство — единственный ответ хаосу и пустоте.

Валис заговорил после паузы:

— Только одно связывает тебя с прошлым. Я могу тебя от этого освободить.

— Еще одним убийством? — спросил Билли.

— Нет. Она может жить, и ты сможешь начать новую жизнь… когда узнаешь.

— И что ты знаешь такого, чего не знаю я?

— Барбара живет в Диккенсе.

Билли услышал свой шумный вдох, на его лице отразилось изумление и признание правоты Валиса.

— Будучи в твоем доме, я просмотрел записные книжки, которые ты заполнял обрывками фраз, произнесенными ею в коме.

— Правда?

— Некоторые словосочетания показались мне знакомыми. На полке в твоей гостиной стоит полное собрание сочинений Диккенса… Оно принадлежало ей?

— Да.

— Она обожала Диккенса.

— Прочитала все романы, по нескольку раз.

— Но не ты.

— Два или три. Диккенс никогда меня не впечатлял.

— Подозреваю, он был слишком полон жизнью. Слишком полон верой в нее и ее буйством.

— Возможно.

— Она так хорошо знает эти истории, что живет в них в своих снах. Последовательность обрывков фраз, которые она произносит в коме, соотносится с определенными главами.