Скорпика

Она обхватила Эминель руками и сжала ее, надеясь, что родители раненой девочки воспримут это как всплеск эмоций, благодарность целительницы Велье за то, что ее собственная дочь в безопасности. Больше всего на свете она надеялась, что отвлечет девочку настолько, что та остановится.

– Ма-ма, – снова заговорила дочь, на этот раз тихо, ей на ухо. – Она говорит, в ней есть, что исправить. И я исправляю.

Джехенит сосредоточилась на паутине магии вокруг своей дочери и нашла крошечное отверстие, через которое вытекало всемогущество. Она не могла сама залатать дыру. Нужно срочно отвести дочку Джордже.

Кто-нибудь слышал, что сказала Эминель? Что делать, если да? Ничего.

В этот момент глаза раненой девочки открылись, и она издала крик, которому вторил крик ее родителей, радующихся тому, что ребенок ожил, и ответная волна облегчения прокатилась по толпе. Джехенит отвернулась от дочери, чтобы осмотреть маленькое тело, с особой тщательностью изучая каждый сантиметр.

– Падение было серьезным, – сказала она родителям, изо всех сил пытаясь придать голосу спокойствие. – Не могу сказать, сможет ли ваша дочь снова ходить, но, благослови Велья, я верю, что она будет жить.

Она хотела остаться, успокоить их, еще раз осмотреть малышку на предмет более глубоких повреждений. Но знала, что чем дольше они с Эминель оставались здесь, со щепоткой освободившегося всемогущества, тем больше риск попасть в беду. Слишком уставшая, чтобы нести дочь, она взяла ее за руку и повела по направлению к дому.

Джехенит сразу пошла к Джордже. Сначала она рассказала ей только минимум – нужно было заштопать дыру, попросила о помощи, – а потом, когда девочка погрузилась в послеполуденный сон, а женщины сидели рядом и пили чай, она рассказала ей все.

Джехенит заикалась:

– Она сказала, я думаю, она…

– Что? – сказал Джорджа. – Ты можешь все рассказать мне.

– Я думаю, она проникла в разум девочки, – призналась Джехенит. – Ее всемогущество. Какое же оно сильное!

Джорджа обняла Джехенит, которая положила голову на ее плечо и позволила себе расслабиться. Они просидели так очень долго, пока чай не остыл, а молчание не затянулось.

Чуть позже Джехенит в одиночестве, шаг за шагом, спустилась по лестнице в свой дом. Джорджа настояла, чтобы она оставила Эминель у нее, поскольку девочка уже спала; Джехенит с благодарностью согласилась. Она даже не успела посмотреть на Косло, как услышала его голос.

– Она умерла? – спросил Косло.

– Что? Нет, она с Джорджей.

– Я о девочке, которую ты лечила, – сказал Косло, отрывисто произнося слова, – но полагаю, ты думаешь только о собственном ребенке.

– Что? – повторила Джехенит, обессиленно пытаясь понять смысл слов мужа. Взглянув на него, она увидела, как он одет, и поняла, что происходит. На обоих плечах у него был дорожный мешок, набитый до отказа. Он собирался в путешествие. И не собирался возвращаться.

– После рождения дочери стало все намного хуже, но теперь я понимаю, что никогда не был по-настоящему счастлив, – сказал Косло. – Я любил тебя, но этого было мало.

Он смотрел на жену, ожидая ответа, которого у нее не было.

– Я возвращаюсь в семью матери, – резко сказал он.

У нее было много вопросов, но ни один не сорвался с ее губ. Джехенит ошеломленно смотрела на него сухими глазами.

Он воспринял ее молчание как призыв продолжать.

– Ты говорила, что любишь меня, но правда ли это? Но ты даже почти не замечала меня. Не пыталась, никогда не пыталась.

Наконец он, казалось, устал от пустоты ее взгляда, тяжело вздохнул и обошел ее, чтобы подойти к лестнице. Он прошел так близко, что она могла просто протянуть руку и коснуться его. Но не нашла в себе сил пошевелиться.

Потом она жалела, что не вспылила в ответ, повторяя его обвинения: «Ты должен был делать больше. Тебя всегда было мало». Все эти слова были бы ложью, но, по крайней мере, они произвели бы на него определенное впечатление.

Когда через час Джорджа привела Эминель домой, а девочка пухлыми кулачками смахивала сон с глаз, Джехенит уже перестала плакать. И когда в ту ночь она легла, прижавшись к телу девочки, в ее ушах звучали не слова Косло, а слова Эминель.

«Она говорит, в ней есть, что нужно исправить. И я исправляю».

Будут ходить слухи. Никто, кроме Джорджи, не знал, кем была Эминель, даже она сама, но людям необязательно было знать, чтобы подозревать. До сегодняшнего дня Джехенит исцелила сотни людей на виду у всех, и ни у одного из них не было таких синяков, как у крылатой девочки. Если бы кто-нибудь догадался о том, что это связано с Эминель, поползли бы слухи. Джехенит не могла смириться с тем, что кто-то решит, будто ее дочь может представлять опасность для других девочек. В эти годы лишений не было ничего хуже.