Поэтому и на открытой веранде они сидели в этот не такой уж и жаркий сентябрьский день, потому что в доме уж слишком пахло и свежей отделкой и новой мебелью. Это Лагутин подметил потому как сам уже третий год был в непрерывном процессе, как он его называл – перманентного строительства коммунизма. Лагутин замахнулся на одновременное строительство сразу двух домиков. По Калужскому на Десне для подраставшей и учившейся в МГИМО доченьки Любы и для себя по Рублевке в Усово. Так что, запахи свежих лаков и красок были Лагутину теперь также близки, как и запахи писчебумажного магазина для прилежного первоклашки.
– Денег на новое шоу дашь?
Вопрос повис в воздухе.
Зураб Ахметович медленно перебирал четки и глядел вдаль, мимо лагутинского плеча.
А воздух, если отринуть эти запахи строительства, был здесь волнующе свеж и прохладен, как бывает грустно прохладен и свеж первый предвестник скорых октябрьских холодов.
Лагутин тоже поглядел вдаль.
Да, неплохих архитекторов нанял Зураб Ахметович, это как в петровские и екатерининские времена старой России, когда для обустройства петербургских версалей выписывались лучшие мастера ландшафтной архитектуры, чтобы не просто выстроить дворец, но безошибочно вписать его в изгибы местного пейзажа.
Вот и у Зураба Ахметовича этот его новый Штакеншнейдер или Шнейдерштукер – кто ему строил этот его коттедж, оказался отнюдь не дилетантом и поставил домик на крутом бережку речки таким образом, что с веранды открывался щемящий душу прекрасный вид на заливной луг и на такую вот чисто русскую излучину неширокой реки, когда сужаясь перед изгибом, речка стоит недвижима глубоким омутом, покрытая листьями белых водяных лилий, а за поворотом, разливается вдвое и втрое, и уже бежит себе весело желтым песчаным мелководьем.
Наверное, дети местные, да и дачники, что из Москвы на лето приезжали, любили здесь купаться, – подумал Лагутин, – а теперь Зураб Ахметович отгородил десять гектаров, да пустил вдоль забора охранников с собаками, не покупаться, не порезвиться местной теперь детворе. Зато самому Зурабу хорошо. Никто думать не мешает.
– Так, даёшь денег на новое шоу? – спросил Лагутин впавшего в нирвану Зураба Ахметовича.
– Уж больно дорого твое это шоу стоит, – как бы очнувшись, и сфокусировав рассеянный дотоле взгляд, ответил Зураб Ахметович, – это ваше телевидение, оно ни пощупать, его ни потрогать его, не сосчитать, а денег очень больших требует.
Вот, я к примеру водочные заводы у себя на Кавказе имею, так водка, ее когда отгружаешь фурами на Москву, все фуры сосчитать можно, сколько машин выехало, сколько в каждой машине сотен ящиков, сколько до Москвы доехало, сколько на склады поступило, а это ваше телевидение, я не умею его сосчитать.
– Но тем не менее, это бизнес выгодный, – улыбнулся Лагутин.
– Был бы он не выгодный, я бы с тобой не разговаривал, дорогой уважаемый, – подняв кисть правой руки, подавая знак нукерам, чтобы приблизились, сказал Зураб Ахметович, – чаю свежей заварки давай выпьем и дальше поговорим, мне этот твой проект пока не совсем понятен, дорогой уважаемый.
Алкоголя в доме не подавали, говорили, что Зураб Ахметович готовится совершить хадж в Мекку на следующий год.
Два нукера восточной наружности тихо и быстро сервировали стол для чаепития, и покуда они возились с чайниками и пиалами, Зураб Ахметович молчал и глядя в даль перебирал свои четки.
– Денег дам, но для страховки, найди мне еще одного гаранта-соинвестора, опытного в этих ваших медиа-делах, – сделав два неторопливых глотка, сказал Зураб Ахметович, – если найдешь мне подельника в пополам, в пятьдесят на пятьдесят, и такого, чтобы я его знал, и такого, чтобы в твоем этом шайтан-телевидении понимал, тогда я готов открыть финансирование.
– Это разумно, – кивнул Лагутин, – только если я найду тебе компаньона что хорошо разбирается в медиа-бизнесе, и с именем известным в моих телевизионных кругах, тогда может не обязательно пятьдесят на пятьдесят?
– Поговорим, обсудим, – кивнул Зураб Ахметович, – но еще бы я хотел тогда, чтобы и ты вложил своих, хотя бы пять процентов, причем наличными, тогда я согласен и увеличить свою долю инвестиций.
– Хитрюга этот водочник, – подумал Лагутин, прикидывая, кому он может предложить стать гарантом и соучастником. Нового шоу, – надо их с этим питерским что-ли с Гришей Золотниковым свести?
А Гриша Золотников в это время тоже был на даче и гонял там шары на русском бильярде.
Ехать на дачу в дождливую погоду – это было в чистом виде выполнением жениной прихоти. В абитьюде жены Гриши Золотникова Насти наблюдалась строгая приверженность некогда заведенным правилам, регламентам и ритуалам. Вот положено в еще не завершенный сентябрем летний период выезжать в конце недели на дачу, значит умри, но поезжай! И ни дождь в пятницу, ни прогнозы заморозков на субботу-воскресение, не давали Грише освобождения от ритуального выезда, как легкий насморк не давал его сыну второклашке вожделенного освобождения от ненавистной физкультуры.
Дождь барабанил по жестяным подоконникам.