«Вы — чудовище!» — говорит Скотт Рейнольдс. «По необходимости, — отвечает генерал. — Вот если бы вы могли нам помочь, придумав что-нибудь более эффективное в этом направлении…» Скотт Рейнольдс хочет возразить, что красные не стремятся к «сладчайшей отдаленности времени», но генерал читает его мысли и не дает ему раскрыть рта: «И вы допускаете, что однажды они сметут нас с лица земли? Именно эта опасность нас и подталкивает, сэр. Дело усложняется, и это на пользу красным, ибо мы с вами принадлежим к типу господ, однако к типу старому, в нас развит инстинкт самоуничтожения. Эти тенденции сказываются в социальных, идеологических взглядах и грозят уничтожить нашу доминантную систему… Несмотря на технические средства, несмотря на усилия специалистов, психологов, биологов, химиков, физиков, социологов, медиков, специальные службы шпионажа, подслушивания, дезинформации. У вас голова пошла бы кругом, если бы вы могли обозреть всю эту махину и услышать, что происходит в эфире… И все это для того, чтобы бороться с красными вне и внутри страны. Вы думаете о лохматых, грязных мальчишках и девчонках, о молодежи, употребляющей наркотики? Эти нам не доставят хлопот, сэр. Одни из них вернутся к бизнесу, другие сойдут с ума, третьи по глупости пойдут по стопам Диогена, который одного себя признавал человеком,[13]
четвертых постигнет преждевременная смерть, но ведь, согласно подсчетам наших социологов и статистиков, в Штатах пятьдесят миллионов лишних человеческих существ, а в Африке и Азии — целый миллиард… Вы, сэр, прекрасно это знаете. Вспомните-ка ваши мечты — о том, как исцелить обезумевшее человечество. Вспомните, как, несмотря на неслыханные возможности, которыми вы располагали, большие, чем имел сам господь бог, вы пришли к неутешительному выводу, что никто не может его исцелить. Тогда вы вообразили, что владеете такими техническими средствами, что можете узнать все, что говорится и замышляется в Белом доме, на Даунинг — стрит, на Кэ д'Орсе, в Кремле, в Пекине и во всем мире.Вы располагали неограниченными возможностями вызывать взрывы в ядерных складах, убивать любого простого смертного или государственного деятеля какого угодно ранга, уничтожать быстро и бесшумно целые города и народы. Прежде чем приступить к этим ужасным действиям, вы, сэр, обращались к человечеству с вразумляющими речами, предупреждали его, запугивали, и так как оно не послушалось ваших советов и предупреждений, вы истребили целых полтора миллиарда — от Японии до наших штатов. Вы воображали, что, поредев, человечество вернется к более нравственной жизни и прочее. Но, изнуряя свой ум в течение нескольких ночей подобной чепухой, вы в конце концов убедились, что и из этого ничего не выйдет — человек опять размножится и опять пойдет по тому же самому пути, который вы, сэр, прервете только на одно столетие…» — «Вы — неслыханный циник и иезуит!» Скотт Рейнольдс хочет доказать, что все не так, но генерал читает его мысли и тут же находит аргументы, чтобы их опровергнуть. «Прошу вас, сэр, выслушайте меня спокойно, если хотите, чтоб у вас перестала болеть голова. Кто говорил, что смерть миллионов равна нулю и что совесть не стоит и цента перед одной из тайн вселенной?» — «Ради власти вы стали извергом… Все вы изверги… И вы чудовищно извращаете меня, чудовищно!..» Скотт Рейнольдс напрасно кричит, чтобы заглушить голос генерала, голова у него раскалывается, он теряется и чувствует свое бессилие. А тот беспощаден: «Говорите — «ради власти»? А вы, сэр, ради чего изнуряете свой ум? Разве не для того, чтобы властвовать над божеством? И подумайте, прошу вас, может ли человек обойтись без власти? Это немыслимо, сэр… А раз так, нужны средства, чтобы властвовать, необходимы вы, ученые. Мы не оставим ваши открытия в руках красных, чтобы они с их помощью нас уничтожили… Обернитесь, посмотрите, что делает поляк!»