– И в отличие от тебя, – сказала Кэтрин, – у меня был медальон. Ты, должно быть, была напугана до полусмерти. – Взгляд ее голубых глаз смягчился. – Знаешь, ты похожа на нее.
– На мою маму?
– Ну да, немного. Но больше похожа на Пруденс. Они с твоей мамой не однояйцевые близнецы. Хотя глаза у тебя отцовские. Этот зеленый цвет ни с чем не спутаешь, – тонкая рука Кэтрин потянулась, чтобы заправить один из непослушных темных локонов, которые постоянно выбиваются, какой заколкой не удерживай.
– Волосы Деборы послушнее, а у тебя дикая шевелюра Пру. Я никак не могла распутать твои колтуны.
После долгой паузы она улыбнулась и покачала головой, возвращаясь к реальности.
– Я зря теряю время, – она понизила голос и быстро заговорила, – Кейт, это случится снова. Я не знаю, когда произойдет следующий временной сдвиг, но подозреваю, что это произойдет очень скоро. Я не хочу тебя пугать, но ты единственная, у кого есть возможность все исправить. И ты должна все исправить. Иначе все – и я имею в виду абсолютно
Кэтрин передала книгу мне в руки и встала, собираясь уходить.
– Прочти ее. Скорее всего, она не поможет тебе разобраться в том, что с тобой происходит, но я думаю, так ты быстрее убедишься, что все это правда.
Она подошла к двери и оглянулась, очень строго сказав:
– И ты ни в коем случае не должна прикасаться к медальону снова, пока не будешь готова. Я сделала ошибку, оставив его на стойке, но я и понятия не имела, что ты сможешь его запустить, – она резко покачала головой. – Ты едва не покинула нас, юная леди, и, я боюсь, ты
Мы с папой успели к школе всего за пару минут до звонка. По дороге он говорил о телескопе, который был установлен на чердаке у Кэтрин, оставленный предыдущими владельцами. «Сейчас в округе Колумбия было слишком светло, чтобы от этой штуковины был какой-то толк, но, когда дом был только построен, все было иначе», – сказал он. Я кивала в нужных местах, почти не слушая.
В тот день мне было очень сложно сосредоточиться на уроках. Тригонометрия или английская литература едва могли меня заинтересовать, когда столько мыслей проносилось в моей голове. В один момент я напомнила себе, что у Кэтрин
Когда прозвенел звонок, я остановилась у папиного кабинета, чтобы быстро обнять его, а затем поспешила к станции метро, надеясь, что для разнообразия успею на занятие по карате. Я опустилась на свободное место в вагоне и, недолго думая, положила рюкзак рядом с собой, чтобы отвадить сомнительных попутчиков, как учила меня мама, на случай, если еду одна. В транспорте все равно было пусто – только девушка пилила ногти, слушая музыку на iPod, и мужчина средних лет с тяжелой папкой документов уставился в окно.
В это время дня поездка обычно занимала не больше пятнадцати минут, и я просто надевала наушники и отключалась, разглядывая граффити на зданиях первые пару минут, пока поезд не погружался под землю. Некоторые из рисунков были там уже очень давно, со свежими слоями краски поверх старых, выцветших изображений.
Время от времени владелец здания закрашивал стену, но художники вскоре возвращались, привлеченные свежим чистым холстом. Только полдюжины зданий оставались чистыми. Некоторые, как склад шин, строили высокие заборы с колючей проволокой вокруг стены, обращенной к рельсам. Киристский храм, мимо которого мы проезжали, тоже был чистым… ослепительно белым, как и все их здания, которые регулярно окрашивались членами церкви и, по слухам, охранялись большими и агрессивными доберманами.
Однако сегодня я была слишком рассеянна, чтобы обращать внимание на городской пейзаж. Я осторожно вынула из пакета книгу, которую дала мне Кэтрин. Обложку явно помотало время, и, кажется, не раз ее латали липкой лентой, как старые книги в школьной библиотеке. Книга была похожа на что-то вроде дневника, и так оно и было: открыв ее, я увидела исписанные листы.