Он говорит, что я сдерживаю свою страсть. Что просто не позволяю себе прочувствовать
хотя бы толику ее. Говорит, что моя любовь к Шону - выдумка. Что я просто ищу комфорта
и безопасности и не знаю, что такое любовь. Утверждает, что я выбрала Шона только
потому, что он тоже не чувствует страсти. Он говорит, что мы не бежим навстречу друг
другу в порыве любви, а скорее убегаем в страхе от таких чувств.
Боже, помоги мне. Я иду долиной смертной тени, просвети и направь меня.
Я отдергиваю руки и отступаю назад. Я больше никогда не должна сюда приходить.
Я «заблокирую» его – воздвигну в своем сознании препятствия, как поступала в юности,
чтобы защитить себя от жутких, приносящих боль эмоций моих близких.
Уже отвернувшись, я услышала тихий, едва различимый шум. Не хочу возвращаться. Я и
так с трудом заставила себя уйти отсюда.
Но, все же поворачиваюсь. Я же Грандмистрисс. Просторная зала освещается
настенными факелами и кажется пустой. Здесь нет ничего, кроме каменной плиты, клетки
Крууса и меня. Если кто-то и есть, он или за каменной плитой, или же с обратной стороны
клетки. Прячется. Тихо. Ждет, когда я уйду.
Осознавая свое положение в аббатстве, я отвожу взгляд от скованного льдом принца и с
поднятой головой и выпрямленными плечами спокойно обхожу по периметру его клетку.
Заворачиваю за угол.
-
Марджори, - говорю я. Она стоит напротив того места, где мгновенье назад стояла я.Если бы она не издала ни звука, я бы так и не узнала об этом.
-
Кэт.Враждебность накатывает на меня горячими волнами. У человеческих эмоций есть
температура и цвет, а когда они такие сильные, то приобретают и текстуру.
Эмоции Марджори красного цвета, горячие, и по структуре напоминают медовые соты,
крошечные ячейки которых заполнены коварством, злобой и обидой. Я знаю кое-что об
обиде: это яд, который ты пьешь сам, но ожидаешь, что умрут другие.
Я классифицировала эмоции сколько себя помню. Разбираться в человеческих сердцах
все равно, что идти по минному полю. Почувствовав эмоции некоторых людей всего
однажды, в дальнейшем я всегда старалась избегать их. Эмоции Марджори глубоко
противоречивы и опасны.
Интересно, если бы я смогла почувствовать себя, я тоже была бы как горячие, красные
соты лжи и обиды?
-
Хотела убедиться, что мы ничего не пропустили в решетке, - проговорила она. -Боялась, что он ненадежно заперт.
-
Я тоже хотела убедиться. То есть и сейчас хочу.-
Великие умы... - она натянуто улыбается, сжимая прутья так, что побелели костяшкипальцев.
Я не продолжаю пословицу "думают одинаково", потому что к нам это не относится.
Она жаждет власти. Я стремлюсь к простой жизни. Если бы я могла выбирать, я бы стала
прекрасной женой рыбака. У меня был бы домик у моря, пятеро детишек, кошки и собаки. А
она бы стала великим Наполеоном.
Мы настороженно рассматриваем друг друга.
Он и ее навещает?
И с ней занимается любовью?
Я не могу спросить, снится ли он ей, и поэтому ли она пришла сюда в это дождливое
прохладное утро. В любом случае она будет все отрицать, а затем расскажет всему
аббатству, что я была здесь, что я испорчена, и меня надо снять с занимаемой должности
Грандмистрисс.
Она использует любую мелочь против меня, только чтобы получить власть над
аббатством. В глубине души у моей кузины Марджори Аннабель Бин-МакЛафлин огромная,
отвратительная зависть. Она там еще со времен нашего детства, когда мы играли вместе, и
она ломала ноги моим куклам и воровала мои небольшие сокровища. Никогда не могла
понять этого. Я посмотрела на белые костяшки ее пальцев. Она сжала прутья его клетки, как
будто от этого зависит чья-то жизнь.
-
Какие соображения?Она облизала нижнюю губу, как будто собиралась что-то сказать, а потом передумала. Я
ждала, и через мгновение она проговорила:
-
Что, если Король забрал книгу? Ну, в смысле, забрал у Крууса, прежде чем заморозилего.
-
Думаешь, это возможно? - спрашиваю я, как будто в этом был смысл. Как будто я незнала, что мы обе врем друг другу.
Она посмотрела на Крууса, а потом снова на меня. В ее глазах отражались все эмоции.