Скованные одной цепью (СИ)

— Не успел, я сбежала, — отвечает она, тоже поглядывая в сторону солдата, видимо, опасаясь, что тот может нас услышать.

— Я могу договориться, чтобы тебя оставили в покое. Как только наши подоспеют — мы должны уходить. Ты поняла меня? Это приказ, Волкова.

— Я не твой солдат, Зайцев. Не приказывай мне.

— Я, млять, убью тебя когда-нибудь! — злюсь я на эту упрямую овцу и чувствую, как что-то липкое потекло по виску после свиста картечи у моего уха.

Кровь. Она капает на плечо и на грудь. Защитный шлем сработал, но, видимо, дробь мелкая и попала в шов между пластинами. Я вытираю лицо рукавом, но на ресницы снова стекает струйка крови.

— Зайцев, ты ранен! — бросается ко мне это чудо магической природы. — Где твой пластинчатый шлем? Почему не сработал?

— Оставь меня и не маячь, — отдираю я её руки от своего лица. — А-ну, в угол, быстро!

— А-ну, сел к стене и замер! — орёт она на меня.

— Что?! Нихрена ж себе!? Командирша, млять! — всё во мне бунтует, ну не могу я подчиняться ей!

— Я сказала, сядь к стене и замри на пару минут! Всего на пару минут, Алёшенька…

От ласково произнесённого ею моего имени что-то дрогнуло внутри и я послушно присаживаюсь рядом с этой… с этой…

Она бережно проводит пальцами по моим щекам и выше, к вискам. Покалывание, лёгкое тёплое дуновение и лента её магии нежно касается меня… Мир замирает…

— Ну, всё. Можешь дальше воевать, — улыбается она.

Я нервно сглатываю. Что со мной происходит? То я её ненавижу, то я её… Что? Нет! Фигня какая-то. Злюсь на себя, злюсь на неё… Но времени обдумать свое отношение к этой белобрысой козявке сейчас нет.

Вскакиваю, снова начинаю отстреливаться. Слышу отдалённо где-то свист. Наши уже близко. Казаки, наверное. Они так свистят залихватски. Ну всё, надо сматываться. Бросаю короткий взгляд на солдата, который в очередной раз забивает порох в своё ружьё. Он занят и не смотрит на нас. Пора сваливать по-тихому. Я сажусь рядом с Алёной.

— Волкова, мы исчезаем. Ты уже всех спасла и меня тоже, так что давай покров, чего у тебя там, невидимости-прозрачности, прямо сейчас.

Она оглядывается в нерешительности.

— Ну же, не тормози, солнце моё! Покров на нас обоих! — командую я.

Хватаю её за руку. Она открывает свой поток, я открываю свой. Они объединяются и мы оба распределяем слившиеся ленты магии вокруг нас куполом. Затихаем. Мы должны быть невидимыми сейчас для всех.

Солдат в противоположном углу делает выстрел и, отскочив от оконного проёма, прижимается спиной к стене. Свисты снаружи приближаются и уже слышны оружейные выстрелы со всех сторон, русский мат и испуганные крики французов. Солдат ошалело пялится на нас и начинает креститься.

— Ангелы… — шепчет он. — Это были ангелы… свят-свят-свят…

Мы с Волковой сидим тихо — мы невидимы и должны быть неслышимы.

Через минуту пара казаков уже врывается в наше укрытие и бросается к стонущим, но живым солдатам, лежащим на соломе в углу.

— Ангелы! Это были ангелы! Вот вам «Крест»! Один стрелял, второй лечил. А потом, фить — исчезли… Свят… свят… — пытается объяснить солдат казакам, безумно вращая глазами.

Они одобрительно кивают и почти хором радостно восклицают:

— Господь на нашей стороне! Слава Господу!

Свись, свись, свись…

30 мая 2119 года (21:15)

— То есть она вернулась по книге, когда использовала частицу твоего потока? — уточняет отец.

Мы сидим с бокалами вина у электронного камина в моей квартире и обсуждаем случившееся сегодня, а точнее, в 1812-м году.

— Именно. А я воспользовался нашим открытым техно-переходом, — утвердительно киваю я и делаю небольшой глоток пьянящего напитка.

— Ясно. Так, давай вернёмся к тому моменту, как ты её услышал, — заинтересованно смотрит на меня мой собеседник.

— А вот это самое интересное. Пап, её напугал этот, как его, Римский кажется его фамилия. Пришёл к ней с допросом. Она открыла книгу, начала просить меня позвать её. Я сначала отмахивался от её голоса, звучащего в моей голове. А потом понял — ей реально надо, что бы позвал. Ну я и сказал ей что-то, типа: «Волкова, иди ко мне!»

— С чувством позвал?

— Па-а-а, ну ты издеваешься? Какое чувство? Я был зол и раздражён, я даже со злостью позвал, не помню, может даже выругался при этом, — нервно дергаю головой, вспоминая нежданное вторжение зова Волковой в моё сознание. — Ну прикинь, я стараюсь вписаться в ближний круг офицеров, каждое своё слово обдумываю, а тут её голос в голове жужжит: «Зайцев, позови меня. Зайцев, позови!» — кривляюсь я, изображая голос Волковой.

Отец начинает хохотать, а я — сердиться на него. Вот к чему он клонит? К тому, что я запал на Волкову? Да не бывать этому!

— Ну, и чё ты ржёшь? Не буду тебе ничего рассказывать, — обижаюсь я и демонстративно отворачиваюсь, устремляя взгляд в искусственный огонь в камине.

— Красивая девушка, — хитро улыбается он. — И умная, и догадливая, и смелая, и хитрая…

— А ещё дура редкостная, — подхватываю я его восхваления Волковой.