Скованный

Он медленно садится на край кровати. Диана поспешно одевается и отворачивается от него.

— Рассказывай…

— Томас, что тебе рассказывать?

— Ты же сама знаешь.

Она включила свет и села на ту же кровать с другой стороны.

Измена — рискованное блюдо корейской кухни. Что-то вроде сушеных тараканов или хвостов змей. Не для всех. Для изысканных гурманов. Может как вернуть любовь к обычной пище, так и навсегда ее убить.

В комнате стоит тишина, но они слышат отчетливый треск. Они не подают вида. Они оба знают. Знают, что это скрипит дом, в котором они жили. Что скоро крышу чердака снесет ветрами, балки прогнуться и его наполнит вода. Они знали, что он прогибается под тяжестью времени. Знали, но молчали об этом.

Атмосфера начала густеть. Воздух становился плотным. Головокружение — менее приятным.

— А что мне еще оставалось, Томас… После смерти Элли… Я ждала поддержки от тебя, ждала любви и ласки. Но ты пропал, Томас. Пропал не только из этого дома, но из моей жизни. А я, как ни крути, женщина. Да, потрепанная временем, да, не такая сексуальная, как когда-то, но все-таки женщина. Мне хотелось чувствовать себя любимой и красивой. Я также хотела получать оргазмы. Я не виновата в том, что ребенок, которого я носила в животе практически целый год, разодрал всю меня, выжал все соки и умер… Я любила ее.

— Я тоже ее любил, Диана. И до сих пор люблю. Как и тебе, мне ужасно не хватало поддержки. Я может и был раньше каким-то отчаянным, рискованным, смелым. Но я же человек! Человек, Диана! Не робот… Я тоже чувствую и тоже хочу быть любимым. Но только я не плакал при тебе, потому что старался быть сильным. От этого наверное и стал бесчувственной мразью.

Свечи погасли, извернувшись перед смертью. В квартире не существует времени, не существует прошлого, будущего и настоящего. Есть только они — Диана и Томас. Словно кто-то поставил паузу.

— Я знаю, Томас, знаю, но, твою мать, как же мне тяжело было справляться с этим… Тебе не понять. Ты не вынашивал ребенка. А потом не принимал смерть человека, который вылез из тебя…

— Мне не понять? — он усмехнулся. — Всю твою беременность и всю ее болезнь я находился рядом. Я старался тебя поддерживать в это время. Терпел твои истерики. Но был рядом и заботился о тебе… Я понимаю тебя как никто другой, Диана, как никто другой…

— Может быть ты и понимаешь, но Томми, ты пропал! Тебя просто не было в моей жизни. Мы готовились к этому дню. Каждое утро я просыпалась как в последний раз. Но почему ты не удосужился просто быть рядом?

— Ты знаешь, почему…

— Ты винишь себя в этом, я знаю. Но я виню себя не меньше…

Настала тишина. Спиной друг к другу, в одном нижнем белье, словно кто-то поставил зеркало, словно кто-то провел черту… Затем Томас заговорил.

— Я тоже тебе изменил…

— Я знаю…

Тишина.

— Мне трудно это признавать… Я испытываю странные эмоции, но сейчас ты для меня чужая. Как будто не было двадцати лет, — говорит Томас.

— Я чувствую то же самое…

— Нам нужно развестись…

Молчание.

Они не смотрели друг другу в глаза. Не стоило.

Томас медленно встали и оделся, собирая свою одежду по всем углам. Он подходит к порогу и обводит квартиру взглядом. Он прощается. Каждая бессмысленная покупка стала истиной в его глазах. Он смотрел на купленный хлам и видел пустоту. Но этот дом… Он стал родным.

Томас открывает дверь, шагает за порог и уходит.

В этот вечер слезы Дианы снова испачкали пол.

Тишина.

Треск заглушал все мысли. Они знали, что их родной, родительский дом, уже наполовину разрушен. Одна стена обвалилась, первый этаж наполовину ушел под землю. Они знают это. Знают и бессмысленно молчат.

Глава 4. Цербер

1

Итон Спаркс. Выдающийся среди бездарных. Бог среди полубогов. Птица среди насекомых. Не вникая в суть своей нелепой жизни, он открывает холодильник, хватает грязными руками пиво и открывает его с «пшиком». Поверхность дивана подмята под его зад, на спинке отпечатан кривой позвоночник. Итон берет пульт и, совершая большие глотки, тыкает на кнопки. Он говорит вслух.

— Отстойное пиво, — он рыгнул. — Вчерашнее было лучше.

На полках, в комоде и шкафу громоздятся книги, одна из них служит подставкой пиву, другая — подпирает ножку маленького стола. Его белая майка заляпана пятнами жира, большими и маленькими, красными и желтыми. Домашние штаны обвисли на коленках. Итон щелкает и говорит:

— Ааа, опять эта передача про космические полеты. Три ступени… Четыре космические скорости… Миллионы световых лет и бла-бла-бла…

Прямо на полу валяются пустые банки из-под пива, туалетная бумага и несколько макарон. На грязной стене висит лишь одна фотография. Фотография с какой-то девушкой. Миловидной блондинкой с розовыми губами и ужасно прекрасной улыбкой. Рядом с ней — мальчик. Лет пяти. Стрижка под горшок и такая же, по-детски наивная, улыбка. Их зубы — реклама стоматологии.

Итон переключает канал и вторит экранному голосу:

— Атлантида! Мифический остров-государство, описанный Платоном. Правда или вымысел? Действительно ли целый материк, почва которого плодородна, а животные упитанны, затонул в водах океана?