Сковородка судного дня

– Есть такое слово, – проговорил Болтун скучным голосом, – фертильность. Это когда половозрелый организм готов потомство производить. У тебя, Адичка, фертильность сейчас на максимуме. В общем, у нас скоро кто-то смугленький получится…

– У вас? – Мармадюк отстранился и перехватил мое запястье.

– Вот на твоем месте я бы этого не делал, – поигрывал артефакт глазками-усиками. – Ты же ее любишь, Адельку нашу. Ну и все. Что еще надо? Она тоже, и какая разница почему.

– Вот-вот, – я сделала вид, что хочу выдернуть руку, – абсолютно без разницы. Единственное, что меня смущает, в постели мы, получается, втроем будем. Кстати, постель где? Мне, Мармадюк, двадцать четыре года скоро, часики тикают…

Чародей толкнул меня к столу, прижал бедрами, чтобы не отбивалась, попытался подцепить застежку браслета. Сначала я сопротивлялась, потом перестала, потом, дождавшись момента, когда маг устанет и поднимет на меня взгляд, серьезно спросила:

– Не получается, правда?

Мармадюк отступил на шаг, мы помолчали, тяжело дыша, Болтун не выдержал паузы первым:

– Интересно, почему? Почему у моего хозяина не получается с тебя, Аделька, артефакт подчинения снять?

Я не ответила, по щекам текли горячие злые слезы. Он ничего не понял! Ничегошеньки! Одно слово – мужчина!

И без усилий стянула с запястья раскрывшийся золотой ободок.

Вот почему! Я люблю тебя, болван. И никакие артефакты подчинения, никакие плетения судьбы этого изменить не в силах.

Маг моргнул, в черных как ночь глазах читалось недоверие, которое сменилось осторожной, как будто сдерживаемой, радостью.

– Ты должен мне еще одну песню, – всхлипнула я, – и спарринг с дюжим хлопцем, и… – я шмыгнула носом, – …любить меня до конца жизни.

– До конца времен, – возразил чародей, заключая меня в объятия. – Мармадель…

– Мармадюк… – шепнула я в полуоткрытые губы.

Болтун кричал откуда-то из-под стола, что, кажется, только что имело место классическое магическое бракосочетание, потому что два разнополых мага только что обменялись именами, но его голос становился все тише, пока не смолк совсем. Потому что кровать лорда Мармадюка была у него в спальне, а не в кабинете, и нам с лордом она немедленно понадобилась.

– Ты моя судьба, – звучало в горячей полутьме, – моя жизнь, моя любовь…

А через девять месяцев (по ощущениям, потому что в волшебных пределах время не значит ровным счетом ничего), у ректора академии магистра Мармадюка и его прекрасной женушки появился некто смугленький, который премило смотрелся в кружевных пеленках. Это решили абсолютно все женщины, собравшиеся отметить свадьбу Петрика с Франчишкой мясниковой в «Золотой сковородке». Невеста пана бургомистра тоже считала именно так.

– Глазки в папашу, – решила она, – в остальном внешностью в тебя.

Полгода ухаживаний пана бургомистра за своей бывшей секретаршей наконец принесли свои плоды: свадьбу назначили на конец лета.

– И хорошо, – сюсюкали Рузечка с Гражинкой, – потому что девочке лучше красавицей быть. Если второй мальчиком получится, то тогда ладно. Пусть будет на Марека похож.

Тетки парили у самого потолка залы в виде двух призраков, приятных дам в пристойных, хотя и вышедших, пожалуй, из моды, нарядах. Потеряв свою телесность в момент осознания, Рузя получила свободу перемещений, ей это невероятно нравилось.

– Ур-род! – заорал на насесте огромный белоснежный попугай. – Ур-родец!

Пани Марекова, бывшая Моравянка, против обыкновения, Тука ругать не стала. Она сидела на почетном месте в своем трактире, улыбалась, не отводя влюбленного взгляда от мужа, который примостился на трактирной стойке и наигрывал на мандолине красивую нездешнюю мелодию. На плите, на золотой волшебной сковородке аппетитно брызгали жиром фирменные моравские колбаски.

– Ты подарила Гоське ценнейший артефакт? – шепнула Ясна, отпивая из пивной кружки красноватую, пахнущую вишней пенную субстанцию. – Не жалко?

– Не ей, а городу, – улыбнулась Мармадель. – Могу себе позволить. Дай попробовать своей вишневой дряни.

Пани Футтер взяла из ее рук попискивающий сверток, стала укачивать. Олесь, сидящий рядом со своей мутти, здоровый уже подросток, недоуменно смотрел на малышку зелеными, как трава, глазищами.

– Хороший из парня Обережник получился, – сказала Ясна, наливая подруге пива. – Ну?

– Вкусно, – удивилась та, отхлебнув. – Продашь пару бочонков? Я к нам, – она махнула рукой в сторону и наверх, – заберу.

– Хоть пару десятков, – хихикнула Ясна. – Только не продам, а подарю. Взамен на подробнейший рассказ о твоем житье-бытье в качестве супруги великого мага, ну и, разумеется, о том, что к этому привело.

И Мармадель, раньше прозываемая Моравянка, не стала ждать, чтобы ее во второй раз попросили…

– Много лет назад…

Она говорила, к столу придвигались все новые слушатели, ахали недоверчиво, поглядывали опасливо наверх, на нависающих с потолка теток.