Ну в самом деле, должен же быть хоть какой-то просвет в этом большевистском кошмаре? К примеру, селюки из Политбюро неожиданно сообразят, в какую Мумбу-Юмбу продать зерно и яица. Сырцов, как экономист, догадается через подставных лиц скупить советские госдолги за треть цены.*** Рыков прикроет подальше от греха гнездо недобитых троцкистов - ненасытный Коминтерн. Скаредные цэкашники обрежут в ноль финансирование братских компартий. Новый главарь ГПУ прекратит террор специалистов, чиновников и управленцев старой царской школы, закроет к чертовой матери концлагеря. Даст продых крестьянам и кулакам, они как-нибудь и без тракторов накормят горожан. Последние - не потащат в Торгсины обручалки и золотые коронки**** в обмен на самую дешевую муку для своих детей. Разве все перечисленное такая уж нереальная фантастика?
Восторг ли от удачного самооправдания, а может и шорох отворяемой двери, выдернули меня из полудремы. Раздутый сквозняком светляк приугасшей было лучины пыхнул, как электрический разряд. Сделавший шаг в купе малый испуганно отпрянул назад, в темноту коридора. Я успел различить лишь болтающиеся наподобие ленточек у бескозырки тесемки вокруг шапки-финки.
Вопль разорвал стершийся в неслышность перестук колес:
- Вот ты где, сволочь!
Хлестнувший следом выстрел не оставил сомнений - орденоносец навелся на цель.
- Стоять!
Спалившийся на горячем воришка метнулся в сторону, но тут же передумал, влетел обратно в купе. Вскочил на столик у окна, сметая лучину; не щадя руки, в полный размах, врезал по стеклу кулаком, да так что посыпались осколки. Раз, второй, третий - двойные зимние рамы упрямо не давали места для спасительного прыжка.
"Кастет", - догадался я.
- Лешк-а-а! - взвизнула Саша. - Кто тут?!
Ладонь стиснула лежащий в кармане браунинг, но что-то дельное я предпринять не успел. Проем двери заслонил силуэт разъяренного орденоносца. Брать живьем, похоже, он никого не собирался.
Бах! Подсвеченный вспышкой выстрела злодей белкой метнулся вверх, к замершей в ступоре супруге краскома.
Бах! - Не стреляй! - в одном отчаянном вопле воедино слился мужской и женский голос.
Бах! Жена краскома с жалобным стоном распласталась по полке. Воришка в отчаянии рванулся в окно, головой прямо в недобитые осколки.
Бах! Не успел. Подбитый влет мешок тела валится... в мою сторону! Пытаюсь увернуться, но отчаянно не успеваю.
Бах! Хлесткий удар пули в грудь вбивает меня в стенку. Боли нет, только удивление: "за что?" Спихиваю жалобно скулящего воришку прочь, на пол, дрожащей рукой тянусь проверить рану... на ладони густо перемазанные в крови осколки экрана смартфона.
- Пи..дец неизлечим.
Не боль но отчаяние туманит глаза - черные корабли заглядывают в гости не только к генсекам и императорам. Бесценный источник знаний, единственная ниточка к прошлому, архив фотографий, все, абсолютно все в один миг уничтожено безмозглым дуболомом. Пользы для и прогресса ради... прочь бредовые мысли! Как я не догадался вовремя остановить дебила с наганом? Зачем мы вообще куда-то поехали? И вообще, почему мы не рванули через западную границу прошлой осенью? Пусть на носу предательский снег, пусть раскисшие от грязи тропинки и промозглый дождь... все равно это меньший риск, чем жить под носом у чекистов! Наивно надеялись, вдруг к власти в СССР придут вменяемые лидеры? Вот, можно сказать дождались - нам попросту не с чем к ним идти! Хотя идти-то теперь наверняка придется... не к вождям, но через границу, к архиву, оставленному год назад в сейфе швейцарского банка. Только бы дотянуть до лета...
Из самобичевательного транса меня вытащили рыдания Саши:
- Лешенька! Родненький!
- Гражданка, аккуратнее! У его ж ребра изломаны, не дай Боже, чего пропорет у ся внутре!
- Штаны-то у раны держи крепче, пока не перевязали!
- Господи, помилуй нас, грешных...
Оказывается, к нашему купе успела сбежаться куча народа; в достатке принесли и свечей.
Бодро шепчу:
- Сашуль, ты-то хоть сама в порядке?
- Да, да, - через щеки любимой тянутся дорожки слез. - Скажи, что у тебя болит?
- Душа, - пытаюсь пошутить я.
- Дурак! - робкая улыбка преображает лицо жены. - Напугал меня! Замер, как неживой!
- Задумался о судьбе нового мира, - честно ответил я.
- Ты паря не иначе в рубашке родился, - прокомментировал наше воркование незнакомый усач в шинели, накинутой прямо на белье. - Пуля-то прямиком в сердце шла. Ежели бы не зеркальце твое в блокнотике, быть беде.
- Уж лучше сдохнуть... - начал я, и тут же спохватываюсь. Поздно.
- Хи-и-и, - нервно прыснула рядом какая-то дамочка. - И правда дурачок!
- Нет! - вспыхивает в ответ Саша. - Он у меня самый лучший!
Теперь ржет конями чуть не половина вагона. Глупо злиться на нормальную реакцию нормальных людей. Спустя несколько секунд я, переборов боль, смеюсь сам, как бы не громче собравшихся в купе попутчиков.
Увы, недолго.
- Моя Тонечка умерла, - оборвал веселье бесцветный голос орденоносца. - Я ее убил.
Оказывается, наш стрелок-идиот все еще тут! Я повернул голову в его сторону, поймал взгляд.
- Извини, - кивнул орденоносец мне. - Так вышло.