Скрещение судеб

«Я веду жизнь простого солдата, разделяя все ее тяготы и трудности. История повторяется: Ж.Ромэн, и Дюамель, и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбадривает!»

История для него не повторилась…

^{______________________}

– Я рада, что у меня брат, а не сестра, брат как-то надежнее, – говорила маленькая Аля, когда родился Мур, – он счастливый, так как родился в воскресенье, и всю жизнь будет понимать язык зверей и птиц и находить клады…

– У Али моей ни одной черты, кроме общей светлости… – говорила Марина Ивановна. – Я в этом женском роду – последняя. Аля – целиком в женскую линию эфроновской семьи, вышла родной сестрой Сережиным сестрам… Женская линия может возобновиться на дочери Мура, я еще раз могу воскреснуть, еще раз – вынырнуть…

– Сивилла! Зачем моему

Ребенку – такая судьбина?Ведь русская доля – ему…И век ей: Россия, рябина…

1918

Алины университеты

Теперь нам предстоит вернуться назад…

Снова Болшево. На других дачах еще спят. Стволы сосен чуть розовеют от первых лучей солнца, и сквозь строй этих сосен по так хорошо знакомой ей дорожке ведут Алю к машине.

«27 августа 1939 года ранним-ранним утром увозила меня энкаведешная машина из Болшева, в это утро в последний раз видела я маму, папу, брата. Многое, почти все в жизни, оказалось в то утро “в последний раз…”» – напишет она потом, спустя много лет.

День 27 августа она встретила в камере на Лубянке. Она уже прошла через унизительную процедуру приема: раздевание догола, личный осмотр, срезали пуговицы, выдернули резинки, отобрали лифчик, чтобы не повесилась. Вешались и на чулках…

Когда Дина Канель, рассказывая мне о своей жизни, дошла до прибытия на Лубянку, она вдруг замолкла и потом сказала:

– Ну а дальше… дальше в общем-то все было так, как уже об этом написал Александр Исаевич[158] в точности. И даже белая эмалированная кружка. Мне досталась с кошечкой.

А Але? Тоже с кошечкой? Или у нее оказалась кошка с мышкой…

Женские камеры были расположены на втором этаже. Окна забраны «намордниками». Под потолком горела, не угасая, электрическая лампочка. Весь день Аля просидела на паркетном полу у двери, и другой день, и третий… Ждала: сейчас дверь отворится и ее выпустят на волю.

– Произошла ошибка, – извинятся перед ней, – мы разобрались. Вы свободны, можете идти домой!

Сергей Яковлевич, Муля, они, конечно же, хлопочут, добиваются ее освобождения, доказывают и докажут, что за ней нет и не может быть никакой вины. Когда по коридору раздавались шаги и ключ поворачивался в замке, Аля вздрагивала и устремляла взгляд на дверь. Так было и на этот раз; дверь отворилась и – в камеру ввели новую заключенную. Она была маленького роста, изящная, на высоких каблучках, в полосатом мятом платьице, с узелком в руке, в котором помещался весь ее тюремный скарб. Она приветливо и ласково глянула на Алю своими лучистыми карими глазами из-под очень густых черных ресниц. Ее поразила молоденькая девушка с золотой косой. Поразило, что та сидела почему-то на полу, у самой двери, и вскинула на нее огромные голубые глаза, полные такой надежды… Но тут же надежда погасла, и девушка отвернулась. На ней была красная расшитая безрукавка, белая шелковая блузка, широкая юбка, ноги голые, загорелые, в босоножках. Дина Канель – так звали вновь пришедшую – положила свой узелок на свободную койку и тихо спросила сокамерницу Асю Сырцову:

– Что с ней?

– Новенькая, уже несколько дней сидит у двери. Все надеется, что сейчас дверь откроется и ее выпустят, – сказала с горечью Ася, она уже успела пройти и лагерь, и пытки страшной Сухановской тюрьмы, и «дело» ее, собственно говоря, было завершено.

Дина опустилась рядом с девушкой на пол и попыталась ее разговорить. Она спросила, где та работает.

– В Жургазе[159] на Страстном бульваре, – ответила Аля.

– В Жургазе? А у меня там есть много знакомых, Муля Гуревич, например, – сказала Дина.

Аля встрепенулась.

– Муля?! Это мой муж!

– Но как же он может быть вашим мужем, когда он муж моей школьной приятельницы Шуры.

– Да, но теперь он мой… Мы уже даже комнату сняли…

Дина вдруг вспомнила, что как-то еще весной она встретила на улице Мулю со светловолосой незнакомкой.

– Так это вы и были тогда? – спросила Дина.

– А вы Дина? Мне Муля сказал: ну, теперь все! Шуретта узнает, что я шел с тобой, ведь это ее подруга с детства.

Так состоялось их знакомство, Дины Канель и Али… Много, много лет спустя в разное время и та и другая расскажут мне о той их встрече. Это было 2 сентября 1939 года, на шестой день Алиного ареста. Теперь все четыре койки были заняты, камера укомплектована.