Читаем Скрещение судеб полностью

Марина Ивановна столько ночей провела «в толкучих очередях» у тюрем. Она столько наслушалась о лагерях, о тяжком подневольном труде, там за колючей проволокой, за забором, о жизни в бараках! Она все слышит, запоминает, внемлет советам — сушит овощи, запасает чеснок, она знает — это помогает, спасает там от цынги. И в то же время она удивительно умеет ускользать от реальной жизни в свою стратосферу! Она, как всегда, одновременно живет в двух измерениях и оттуда из своей стратосферы, — не послать ли браслет с бирюзой и какое-нибудь кольцо!..

В мае Муру выдают паспорт, который он должен был получить еще в феврале. 16 мая Марина Ивановна сообщает Але:

«…А Мур нынче идет за паспортом — наконец, добился! было трудно, п.ч. не было метрики, а без паспорта нельзя, п.ч. уже 16 лет, А про именины его мы забыли, напомнила Лиля и обещала просроченный пирог. Лиля и Зина тебе писали, также Нина, у которой новая работа, рядом со мной, теперь будем чаще видеться. И Нина просила передать, что вообще будет тебе писать. Она — прелестная, только жаль, что хворая: болит когда-то сломанная рука: «костная мышь», — к счастью, ей сейчас не надо писать на машинке. Буду летом ездить с ней в Сокольники, она все вспоминает, как вы — ездили, и помнит все семейные праздники, и вообще — все даты…»

В этом же письме от 16 мая Марина Ивановна говорит Але об отце: «…На днях носили с Мулей ему вещи, целый огромный, почти в человеческий рост, мешок, сшитый Зиной по всем правилам, с двойным дном, боковыми карманами и глазками для продержки, все без единой металлической части. Т. к. в открытке было только «принесите вещи такому-то», то я уж сама должна была решить — что, и многое мне вернули: валенки, шапку, варежки, непромок. пальто, вязаную куртку, ночн. туфли, подушку и галстук.

…Это было 5-го мая, а 10 передачу приняли. А больше о нем не знаю ничего…»

Из этого письма Аля должна понять, что отец тоже получил «срок», раз затребовали вещи…

24-го мая Муля пишет: «…Твой брат успешно сдает экзамены. Он стал очень красивым молодым человеком с очень широкими интересами. Наряду с вопросами политической жизни он глубоко интересуется поэзией, театром, живописью, ходит на концерты. Только спорт ему совершенно чужд — видно, это у вас фамильное. Одно время я старался ему внушить, что так не годится, но влияние матери и природное отвращение сделали свое. Боюсь, ему трудно будет в армии, не кажется ли тебе, что надо было бы его в этом отношении цивилизовать? Я очень дружу со своим братом[86]. Мы часто говорим о тебе и смеемся твоим чудесным шуткам. Если бы ты только знала, как много я перенял твоего…»

В мае Марина Ивановна делает «последние поправки к Белорусским евреям, к-ые сдаются завтра и пойдут без всякой правки…» И в мае же, 22-го: «попытка песен Миньоны», а 27-го еще запись в ее тетради: «Песни Миньоны Гете, но — для музыки (к-ой не знаю…), а я и так еле-еле концы с концами свожу…»

Песни Миньоны просит перевести известная пианистка Мария Вениаминовна Юдина, с которой Марину Ивановну, по-видимому, сводит Нейгауз. Юдина мечтает издать сборник песен Шуберта с хорошими русскими текстами: те переводы, которые существуют, очень плохи. Марина Ивановна поначалу берется, но потом понимает, сколь трудоемка эта работа, ведь не только надо перевести текст, но и надо, чтобы текст этот лег бы на уже написанную музыку, а при ее медлительности, при скрупулезности, с которой она делает любую работу, при невозможности сдать рукопись «до последней проставленной точки, а срок этой точки — известен только Богу», — она понимает, что для нее это непозволительная роскошь, ей нужно делать «верные» переводы, те, за которые заплатят деньги сейчас, и «попытка песен Миньоны» так и остается попыткой.

А 25 мая есть открытка, обращенная к Татьяне Кваниной:

«Милая Таня, Вы совсем пропали — и моя Сонечка тоже — и я бы очень хотела, чтобы вы обе нашлись.

Позвоните мне — лучше утром, я до 12 ч. всегда дома — К-7-96-26, и сговоримся, — только не очень откладывайте.

Целую Вас. Н.Я. сердечный привет. МЦ».


В мае выходит журнал «Знамя», где помещен перевод Марины Ивановны «Библейские мотивы» Ицхока (Лейбуш) Переца, еврейского классика, который жил в Польше и умер в 1915 году. Теперь, в 1941-м, был его девяностолетний юбилей. Должно быть, за этими самыми стихами меня и посылал Тарасенков тогда, осенью, на Покровский бульвар к Марине Ивановне, когда она только-только туда переехала.

Перевод Марины Ивановны соседствовал с романом П. Павленко «Шамиль» и с целой поэмой Осипа Колычева, который прославился своими строчками: «и мать дышала рыбой косоротой» (это воспевая, так сказать, положительный образ матери!) и еще «леса — всклокоченные как волоса…».

В мае у Марины Ивановны происходит разговор с Асеевым об ее книге, ей очень нужны деньги, надо будет вносить плату за комнату. Кажется, в мае приезжает из Заполярья хозяйка квартиры с двумя дочерьми, потом и сам хозяин, и, быть может, они и торопят с деньгами; во всяком случае, в мае начинается тревога и отчаяние — где и как добыть эти пять тысяч рублей?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза