Скриба

– Я слышал, что вы сказали, но Карл Великий таким ответом не удовлетворится. Прошло уже несколько месяцев, почему он не доделан до конца?

– Нам не хватило пергамента, это ведь велень, ее делают из кожи еще не родившихся телят.

– Всем известно, что такое велень, – пробормотал Алкуин.

– Но эта – особого сорта, ее привезли из Византии. Ну ладно, первая копия погибла при пожаре, Горгиас начал вторую, но уже несколько недель, как он исчез.

– Я вас не понимаю.

– Примерно месяц назад мы с ним встречались здесь, в моих покоях, и он заверил меня, что через несколько дней документ будет готов, но в то же утро исчез, словно по волшебству.

– И что было дальше?

– Никто его больше не видел, – сокрушенно произнес Уилфред. – Последним, насколько я знаю, был Генсерик, который проводил его в скрипторий за необходимыми для работы принадлежностями.

Когда Алкуин предложил поговорить с Генсериком, граф молча допил вино и посмотрел на него невидящим взглядом.

– Боюсь, это невозможно. Генсерик умер на прошлой неделе. Его нашли в лесу заколотым железной палочкой для письма.

От неожиданности Алкуин поперхнулся, но каково же было его изумление, когда Уилфред сказал, что убийца его, судя по всему, и есть Горгиас!

Рано утром Алкуин явился на кухню, которая, как и в остальных крепостях, находилась в отдельном здании, чтобы в случае пожара другие постройки не пострадали. Войдя, он сразу обратил внимание на почерневшие стены – верный признак того, что пожары тут случались неоднократно. Распоряжался на кухне Бернардино – толстый монах высотой не больше винной бочки. Он поздоровался с Алкуином, продолжая с неожиданной для своих размеров ловкостью раскладывать и расставлять прибывшую на судне провизию, и лишь когда с этим было покончено, обратился к нему с должным вниманием.

– Простите за суету, но съестные припасы нужны нам, как дождь в мае, – он подвинул Алкуину кружку горячего молока. – Для меня большая честь познакомиться с вами, все только о вас и говорят.

Алкуин с удовольствием принял угощение. Со времени отъезда из Фульды он не пил ничего, кроме разбавленного вина. Сделав несколько глотков, он спросил о Генсерике, так как, по словам Уилфреда, именно Бернардино нашел труп коадъютора.

– Да, это так, – толстяк с трудом взгромоздился на стул. – Я нашел старика в лесу – он лежал на спине, на лице пена. Вероятно, умер он незадолго до этого, поскольку звери до него еще не добрались.

Бернардино сообщил, что глубоко в живот была воткнута железная палочка, какими пишут на вощеных табличках.

– Думаете, его убил Горгиас?

Коротышка пожал плечами.

– Палочка принадлежит Горгиасу, но я бы никогда на него не подумал, мы все знаем его как хорошего человека, – сказал он. – Правда, в последнее время происходят странные вещи: кроме Генсерика, еще нескольких молодых людей нашли заколотыми, и поговаривают, это дело рук писца.

Бернардино также рассказал, где похоронили коадъютора, а на вопрос об одежде убитого ответил, что обычно, если вещи умершего в хорошем состоянии, их стирают и продолжают носить.

– Но его одежда ужасно пахла мочой, поэтому ее зарыли вместе с телом.

Допив молоко, Алкуин спросил, были ли другие погибшие заколоты такими же палочками для письма.

– Да, и это очень странно…

Алкуин рассеянно кивнул, вытер губы и поблагодарил за рассказ. Затем он спросил, можно ли осмотреть место, где был найден Генсерик, и Бернардино пообещал сводить его туда после сексты. Алкуин попрощался и отправился к себе, по дороге решив попросить у графа разрешения эксгумировать труп коадъютора, так как кое-что в рассказе карлика показалось ему подозрительным.

В коридоре Алкуин столкнулся с заспанным и растрепанным Павлом Диаконом. Хотя встать ему полагалось уже давно, прелат вел себя так, будто ранние подъемы – не для него. Вообще, судя по его рыхлому телу и надушенной одежде, Павел был из тех священников, которые больше пекутся об удовлетворении своих желаний, чем о соблюдении заповедей. Однажды, в сильном подпитии, он даже признался, что в Риме проводил время в обществе юных девиц, и предлагал Алкуину последовать его примеру, но тот был верен целомудренному образу жизни. Церковь, естественно, осуждала внебрачные любовные связи, однако некоторые ее служители не отказывали себе в этом удовольствии, покупая женщин или принуждая их к сожительству под страхом вечного наказания.

Алкуин и Павел обменялись приветствиями и вместе отправились завтракать. Не ему судить прелата, хотя, как указывал святой Августин в Civitas Dei63, у некоторых предоставленная им с рождения свобода выбора ограничивается тем, чтобы выбрать между грешной и очень грешной жизнью.

Во время завтрака собравшиеся обсуждали произошедшее с Терезой чудо, только Исам молчал.

Некоторые предлагали воздвигнуть на пепелище алтарь, а кто-то – даже построить часовню. Уилфред был не против, но все-таки прислушался к мнению Алкуина о том, что следует подождать решения по этому поводу вселенского собора.