Скрип на лестнице

Позже в тот же вечер Эльма припарковала машину у своего дома. Выключив двигатель, она откинулась на сиденье. В кармане завибрировал мобильник, и на экране высветился номер домашнего телефона родителей. Она не стала отвечать. Сейчас она была не в состоянии ни с кем говорить. Стоило ей закрыть глаза, она так и видела перед собой всю эту кровь. Весь пол в спальне Хендрика и Аусы был залит темно-алой кровью. В носу у нее до сих пор стоял ее железный запах. Она ощутила тошноту и поняла, что это не из-за крови. Эта тошнота преследовала ее с самого разговора с Аусой. С того момента, как Ауса показала ей фотографии девочек. Эльме до сих пор слышался ее плач. В тишине он даже стал еще отчетливее. Унисон гнева и горя. Но Эльма знала: горе тяжелее.

Как только она взошла на свой этаж, дверь квартиры напротив открылась.

– Привет, – поздоровался соседский парень. Он прислонился к дверному косяку и улыбнулся ей. – Я вроде слышал, как ты домой пришла.

«Наверное, он поджидал и прислушивался», – подумала про себя Эльма и издала беззвучный стон.

– Я вот чего думаю: хочешь баночку пивка? – прибавил он. Но едва он увидел выражение лица Эльмы, его улыбка исчезла. – Хотя я и не навязываюсь.

– Я его лучше на потом оставлю, – Эльма наигранно зевнула. – Я сейчас просто срублюсь.

– Ничего, – подмигнул он. – Если передумаешь, просто постучись в дверь.

Эльма улыбнулась ему и поспешно закрыла дверь своей квартиры. Наконец-то одна! Она легла на диван и закрыла глаза. В этот вечер она еще раз увидела Аусу, уже в полицейском управлении, но та не была в состоянии более подробно рассказать, что произошло. Плакать она перестала, просто сидела, сосредоточенно смотря перед собой, и молчала. Похоже, она была в другом месте, вдали от всей этой суеты, бурлившей вокруг нее.

Акранес 1992

Она несколько дней провозилась, переделывая деревянный поддон из магазина в плот. Она однажды наткнулась на него, пока бродила по берегу. Одна доска была сломана, но починить ее не составляло труда. Муж Соллы охотно дал ей и доски, и гвозди, и одолжил молоток. Правда, посмотрел он на нее недоверчиво и спросил, зачем ей все это, так что ей пришлось побыстрее соображать. Плот должен был оставаться ее секретом.

Погода была хорошая, можно было весь день провести на улице и не замерзнуть, и никому это не показалось бы странным. Она никому не рассказывала, что задумала. Никому не рассказала папину легенду про Хельгу, которая уплыла на плоту в Гренландию. Она понимала, что это явно невозможно, и вся эта история – наверняка выдумка, но для нее это было неважно. По крайней мере, она могла мечтать, что куда-то уплывет. Воображать, что может переплыть море на плоту и что его выбросит на сушу в новом интересном месте. Далеко и от мамы, и от Сары с Магнеей, и от хозяина дома. Она будет свободна от всего этого, – и сама эта мысль уже дарила ей радость. Но все же ей становилось тяжело, стоило ей подумать о Саре. Сара больше всех ранила ее. Если б Сара все еще была ее подругой, все остальное было бы неважно.

Думая о Саре, она так злилась, что чувства просто захлестывали ее. В голове начинало стучать, и этот стук заглушал морской прибой. Она чувствовала, что кончики пальцев у нее дрожат. Обычно ей становилось легче, если как следует пнуть что-нибудь незакрепленное. Однажды она растоптала морских улиток, приклеившихся к камням. Но порой как будто ничто в мире не могло унять ее внутреннего беспокойства.