Скрипач

Было бы весело, если бы мне ответили: «Это я, почтальон Печкин, принес газету и заметку про вашего мальчика». Но в ответ я услышала незнакомый голос:

— Откройте, пожалуйста, тут человек ранен.

И вновь рука потянулась к замку, и вновь я смогла в последний момент ее остановить. Посмотрела в глазок и увидела перед дверью знакомое лицо рыжего клоуна. Это был тот самый Михаил, который пытался меня успокоить в день смерти Славика. Я сразу обратила внимание на то, что он бледен и прижимает окровавленную руку к правому боку. Видимо, именно с ним и приключилось несчастье.

— Извините, — ругая себя последними словами, ответила я, — но я не могу вам открыть, поздно уже.

— Тогда, — голос его совсем ослабел, словно он уже не мог говорить, — вызовите хотя бы «скорую», меня тут ножом пырнули.

Я заметила, что он едва стоит на ногах.

— Сейчас, — жалобно пробормотала я и собралась было идти к телефону, когда человек за дверью покачнулся и упал.

И сразу же весь мой здравый смысл, вся моя осторожность испарились, от них не осталось даже следов. Какие могут быть меры предосторожности, когда за дверью человек умирает?!

Жалобно звякнула дверная цепочка, зашуршал предостерегающе ключ в замке, и едва я приоткрыла дверь, как тут же была отброшена к противоположной стене таким резким ударом, что не смогла устоять на ногах.

Я сидела на полу, а он возвышался надо мной и уже не казался таким маленьким, смешным и нелепым, как в первую нашу встречу. Его колючие, болотного цвета, глаза смотрели на меня насмешливо и зло. И, главное, теперь он не был похож на раненого, бодрый такой, здоровый, даже противно.

— Ч-что вам надо? — заикаясь, спросила я. — Я вижу, что с вами все в порядке. Так к чему все это представление?

Он наклонился надо мной, нажал на шее какую-то точку, и я с ужасом почувствовала, что не могу пошевелить ни ногой, ни рукой.

— Мне нужна ты, — спокойно заявил он. — А представление… Ну да, смешно получилось. Но я ведь за это время успел немного изучить тебя. Ты ведь уже знаешь про полнолуние, да? И наверняка никому постороннему не открыла бы, да? Но ты никогда не станешь бездействовать, если у тебя на глазах будет умирать человек. Ах, как же это глупо! Мария, да не стоят все эти люди того, чтобы о них так переживать.

И я вспомнила, где и когда слышала этот голос! Как я могла его не узнать?

Это же и есть тот самый Учитель, который однажды спас мне жизнь, а теперь, судя по всему, собирается ее у меня забрать. Я всхлипнула. Если бы баба Рая была здорова! Не смог бы он вынести меня из дома на руках так, чтобы наша бдительная старушка этого не заметила. Но Раиса Петровна в больнице, и больше некому поднять шум. Как же неудачно она заболела!

Усевшись рядом со мной на пол, Учитель взял мою ступню и легонечко что-то там нажал. Я испуганно прислушивалась к своим ощущениям, потому что уже знала, что его прикосновения небезопасны.

На первый взгляд как будто ничего и не произошло, на второй — тоже. Ну, и на кой далась ему моя нога? И лишь когда я попыталась его о чем-то спросить, до меня дошло, что он со мной сделал!

Как будто кто-то удавкой перехватил мое горло и вместо нормального человеческого голоса изо рта у меня вырвалось лишь тихое сдавленное шипение — говорить я не могла.

— Зачем? — прошептала я, глотая слезы.

— Ну, — равнодушно объяснил он, — вдруг ты захочешь закричать. А ночь на дворе, люди спят, так зачем их будить, — он рассмеялся и поднялся с пола.

— Оставьте меня в покое, пожалуйста, — я и сама уже не могла расслышать свои слова. — Я же ничего вам не сделала плохого.

Он наклонился, подхватил меня на руки и направился к двери. А я из последних сил пыталась хоть как-то ему помешать. Только вот что можно сделать, если ты полностью парализован и к тому же лишен голоса? Учитель оказался еще опаснее, чем я думала раньше. Жаль только, что я это слишком поздно поняла.

Слезы бежали по моему лицу, а я даже не могла их вытереть, и поэтому все вокруг казалось мне размытым и туманным. Впрочем, смотреть мне особенно не на что было: привычный родной подъезд, двор и этот проклятый дом, куда он меня понес — это все, что я, видимо, увижу перед своей смертью.

Не бананово-лимонный Сингапур, не белые барашки пены на гребнях высоченных волн — никакой романтики, только обшарпанный подъезд и заброшенный дом. Как же быстро закончилась моя жизнь! Я тихонечко заскулила.

Михаил улыбнулся мне почти ласково и попытался успокоить:

— Ну что ты, не плачь. Все рано или поздно заканчивается, и жизнь тоже. Ты хорошая девушка, и мне жаль, что так получилось. Поверь, живи мы в другое время, я бы постарался найти кого-нибудь менее симпатичного, но сейчас двадцать первый век и такая проблема с девственницами, — он вздохнул. — Поверь, Машенька, ничего личного, жизнь такая.