Скрипач

Я просидела в ванной не меньше трех часов. Выбираться мне совершенно не хотелось. Мягкий плеск воды успокаивал. Мне уже не было больно. Кажется, что я вообще больше ничего не чувствовала. В душе образовалась пустота: ни боли, ни стыда, ни обиды — ничего, только холод. Что они со мной сделали? Еще неизвестно, что хуже. Я боялась, что мне выпотрошат тело, но эти твари решили ограничиться тем, что выпотрошили мне душу. Я даже не плакала — не было ни сил, ни желания.

Самым ужасным во всей этой мерзкой и жуткой истории было то, что я сама согласилась, никто меня не принуждал и не насиловал. Я так испугалась за свою шкуру, что все остальное представлялось мне не таким уж трагичным. Теперь же я думала иначе. Вспомнились горящие, возбужденные взгляды этих отморозков, которые неотрывно смотрели на нас. Я видела в них желание, они тоже хотели поучаствовать в этом скотском ритуале.

Выбравшись из ванны, я долго, старательно терла полотенцем кожу, как будто это могло избавить меня от тех воспоминаний, которые теперь отравляли мне душу. Даже себе самой я не могла признаться, что хотела этого, конечно, не так, иначе, без всей этой сумасшедшей публики, вдвоем, наедине, но ведь хотела же!

Да и что такое, если подумать, дьявол?

Это же наши желания, которые он вытаскивает на свет и услужливо исполняет, прекрасно понимая, что последует за этим. Теперь я твердо решила никогда больше не впускать в свой дом ни его, ни Ника. Только с трудом представляла себе, как можно это сделать. Если дьявол чего-то захочет, то запертая дверь для него не является серьезной преградой. Я вспомнила, что Галка, когда вся эта история только начиналась, притащила мне банку со святой водой. Она специально для этого ходила на Крещение в церковь.

Я тогда спрятала банку в кухонный шкаф, собираясь потом, когда подруга уйдет, вылить воду в мойку, и благополучно о ней забыла. И хотя времени с тех пор прошло не так уж много, но все изменилось.

Даже не одевшись, я метнулась в кухню и трясущимися руками достала Галюнин «подарок». Возможно, это мне не поможет, но надо же было хотя бы попытаться. Кроме Басмача, который ушел гулять, у меня не осталось больше никаких защитников и никакой защиты.

Как сомнамбула, ничего не соображая, я ходила по квартире и расплескивала святую воду повсюду в надежде, что она оградит меня от визитов дьявола. Я надеялась, но уже не верила в это. Хотелось хоть как-то себя успокоить. Перед дверью в свою комнату я замерла, глядя в висящее в коридоре зеркало. Боже, как я изменилась всего за одни сутки! Меньше чем за сутки. Нет, я не постарела, я стала другой, совершенно другой. Тяжело вздохнув и брызнув на зеркало из банки, я вошла.

В комнате что-то случилось в мое отсутствие. Мне даже показалось, что я забыла выключить свет. Лишь взглянув в окно, я поняла, что происходит. Полыхал заброшенный дом. Он горел так ярко, как будто его облили бензином и подожгли сразу со всех сторон. Языки пламени опалили растущие рядом деревья, и только-только появившиеся на свет глянцевые ярко-зеленые листочки почернели, скукожились и осыпались.

— Гори, гори ясно, чтобы не погасло, — с каким-то садистским наслаждением произнесла я. — Все сгорите до единого, живьем!

Если бы кто-нибудь когда-нибудь раньше сказал мне, что я могу желать такой жестокой смерти человеку, я бы, скорее всего, оскорбилась. Но теперь, всматриваясь в пылающий дом, я всем сердцем хотела, чтобы из подвала не выбрался ни один человек, чтобы все эти отморозки, для которых человеческая жизнь ничего не стоит, остались там, в огне. Я не помнила их лиц, не знала их имен, но понимала, что, пока они живы, я не смогу избавиться от омерзительного чувства унижения и боли, поселившегося у меня в душе после этой ночи. Я буду идти по городу и в каждом прохожем видеть кого-нибудь из той безумной толпы, которая окружала меня в это чертово полнолуние, когда я лежала прикованная на могильной плите, голая и беззащитная. Слезы подступили, и я повторила:

— Горите вы все синим пламенем!

Зрелище бушующего огня завораживало. Несколько пожарных расчетов пытались справиться с этой безудержной стихией, но стоило потушить огонь в одном месте, как он тут же вспыхивал в другом, как будто кто-то невидимый носился по дому с факелом и поджигал все, что попадалось ему на пути. Огонь выплескивался из окон, полз по стенам все выше и выше. Взрывались и бились от высокой температуры стекла, осыпаясь на землю черными, горячими осколками. Это продолжалось до самого вечера, а я все стояла у окна и никак не могла отойти.

— Они все сгорели, — услышала я за спиной знакомый тихий голос, — все до одного. Никто не смог выбраться из подвала. Все закончилось, Мария.

На землю упали первые тяжелые капли дождя, и сразу же пламя стало затухать. Неожиданно начавшийся ливень, так удачно пришедший на помощь пожарным, быстро завершил их работу. Полуразрушенный, обгоревший, черный дом, будто гнилой пень, торчал посреди двора, такой же уродливый и ненужный.