Он говорил со смесью досады и раздражения, как будто много раз отстаивал эту позицию и уже устал проповедовать в пустыне. Грегорио слушал его как зачарованный.
— Возьмем, к примеру, эту пассакалью Боккерини. Знаешь, что это такое?
— Остинато.[16]
— Прекрасно, остинато. Вижу, что в училище вы не теряете времени зря. Пьеса Боккерини — это действительно остинато: басовая партия многократно повторяется в периодах из четырех тактов на протяжении уж не знаю скольких минут, созвучия так же просты, как в самых банальных произведениях поп-музыки: тоника, субдоминанта, доминанта, тоника. Согласен?
Мальчик кивнул головой, хотя и сдержанно, потому что пока не понимал, куда клонит итальянец.
— Существуют десятки поп- и рок-тем, сделанных точно так же. Помнишь «Smoke on the Water»?[17]
Держа виолончель, как гитару, Рескальо стал наигрывать неповторимую басовую тему группы «Deep Purple». Однако на этот раз по выражению лица мальчика было ясно: он не знает этой мелодии, и это заставило его собеседника схватиться за голову.
— Ты не знаешь «Smoke on the Water»? Возможно, это самая известная тема в тяжелом роке. Она построена точно так же, как пассакалья Боккерини: остинато, в данном случае басовая тема, которую я только что тебе сыграл, сменяется мелодией, которую ведет вокалист. Правда, рокеры называют остинато риффом,[18]
но это абсолютно одно и то же. Басовая тема и мелодия, Грегорио, тогда зачем нужны четверо или пятеро музыкантов, чтобы играть два голоса? Капитана и врача вполне достаточно. А теперь попробуем это сыграть.Грегорио меньше чем за полминуты выучил последовательность аккордов, с помощью которых он должен был аккомпанировать Рескальо, и, как только они трижды повторили остинато, итальянец с изяществом и напором сыграл мелодию из «Квинтетино». Вернувшись к остинато, по-прежнему перебирая струны, Рескальо произнес, немного повысив голос, чтобы Грегорио мог его слышать:
— А теперь возьмешься вести мелодию?
К его удивлению, мальчик не раздумывая повторил сложную мелодию Боккерини, сдобрив ее синкопами, триолями и форшлагами, и, хотя его исполнение не было абсолютно точным, он справлялся со всеми трудностями, словно читал партитуру с листа, а не играл ее на память. Рескальо не верил своим ушам:
— Ну и слух у тебя,
В течение нескольких минут подросток и взрослый продолжали обмениваться мелодией, и с каждым тактом их взаимопонимание росло. Незадолго до финала итальянец предложил:
— А теперь ритардандо.[20]
И оба музыканта взяли в унисон аккорд тоники с точностью, с какой работает скальпель нейрохирурга.
— Мы с тобой хорошо понимаем друг друга, — признал Рескальо, поднимая смычок. — Надеюсь, нам представится возможность вернуться к этой пьесе еще раз, но уже с партитурой.
— Ты уже уходишь?
— Да, я договорился встретиться с друзьями, — ответил итальянец, на этот раз не погрешив против истины. — Значит, я попробую найти песни «Битлз» в переложении для струнных, я купил эти ноты несколько лет назад в Токио. Тебе надо привыкать разучивать пьесы по нотам.
— Мой отец тоже в восторге от «Битлз».
— Твой отец мудрейший человек, — заметил Рескальо. — «Битлз» — классические музыканты. Классические музыканты, играющие на электроинструментах!
Итальянец поднял виолончель и ослабил винт, блокирующий металлический штырь внизу, чтобы уложить инструмент в футляр. Как только штырь исчез внутри виолончели, Рескальо еще раз затянул винт, но недостаточно: штырь с силой выскочил наружу, как лезвие выкидного ножа, едва не попав в правый глаз Грегорио, который, уклоняясь от удара, резко откинул голову назад.
— Прости! Я чуть тебя не убил! — воскликнул Рескальо.
Явно расстроенный, виолончелист снова стал убирать острый штырь внутрь инструмента, и на этот раз закрепил его винтом посильнее.
— Это металлическое острие опасная штука, — сокрушенно произнес итальянец. — Нужно надеть на него резиновый наконечник. Он у меня в чехле, но я всегда его снимаю, потому что, когда играю дома, штырь всегда скользит по паркету, и это очень неудобно.
Наконец Рескальо уложил виолончель в футляр и, попрощавшись с мальчиком, исчез в мадридской ночи.
36
Консерватория имени Хесуса Гуриди представляла собой современное трехэтажное здание из серого кирпича, построенное в середине восьмидесятых годов таким образом, что каждый верхний этаж был на пару метров шире нижнего. Третий этаж опирался на поднимавшиеся снизу светлые колонны, придававшие всему зданию сходство с первобытной свайной постройкой.