Недовольная разговором с начальницей отдела кадров мама велела Володе идти за ней, и они поднялись по широкой лестнице дома, бывшего в прошлом, как показалось Володе, богатым барским особняком. Инструменты он увидел сразу — какие-то длинные, невиданной формы трубы были прикреплены на стенах лестничного проема, а когда открылся простор большого зала, Володя увидел стеклянные шкафы, в которых тоже блестели медью, лаком и глянцем музыкальные инструменты. Посетителей в этот ранний час ещё не было, но по залу ходила женщина с тряпкой для протирания стекол на шкафах и витринах.
Он, попав в этот музей и став на время его сотрудником, не испытывал пока ни радости, ни печали. Приятно было думать о том, что заработаешь немного денег, но «купаться в пыли», и это в июле, когда можно было купаться с утра до вечера на заливе, ловить рыбу или читать, представлялось занятием малоприятным. Что-то там познавать из области истории музыкальных инструментов не хотелось, не могла радовать и встреча с какой-то Адельфиной Кузьминичной, наверное, злющей мегерой. Короче говоря, Володя шел сейчас по главному залу музея мимо старинных, редких инструментов с пустым сердцем и без всякого интереса.
— К вам можно? — как-то неестественно, немного блеющим голосом спросила мама, приоткрывая дверь с табличкой «ДИРЕКТОР МУЗЕЯ».
Когда Володя попал в большую комнату, из-за стола с протянутыми навстречу руками, улыбаясь как на именинах, шла красивая, расфуфыренная женщина маминых лет, произнося тоже блеющим и неискренним голосом:
— Викуша, дорогая! Сколько лет, сколько зим!
Женщины обнялись и так, в обнимку, двинулись к столу, хотя зачем им нужно было идти туда, Володя не понял — видно, директорша без своего широкого стола и жить уже не могла. Не обращая на Володю внимания, забыв о нем, они принялись вспоминать прошлое, университетскую жизнь, такую прекрасную, но такую далекую. Володя смущенно замер у входа, посматривая иногда то влево, то вправо, где на стенах тоже висели музыкальные инструменты.
Наконец вспомнили и о нем. Володю попросили подойти к столу, директорша взяла его за руку, похвалила зачем-то рост и его «вдумчивый» взгляд, хотя сам Володя знал, что взгляд у него сейчас никакой — тупой и вялый, потому что он уже отчаянно жалел, что находится здесь, а не на Шкиперском протоке.
— Слушай, Надя, — сказала мама противным суконным голосом, — а кто это такая, ваша Адельфина Кузьминична?
— Как? — сделала круглые и немного испуганные глаза Надя. — Это наша главная хранительница фондов, большущего опыта специалист.
— Презлющая, наверно?
— Ой, да кто тебе это сказал? — ещё больше испугалась директорша. Хотя, конечно, дама с характером. Только что это меняет? Твой Володя и не будет под её началом — Адельфина только объяснит ему, что нужно делать в архиве, а потом уж…
Вдруг директорша насторожилась, замолкла — за дверью раздались чьи-то громкие, решительные шаги, точно кто-то шел к кабинету, чтобы навести там порядок. Вот дверь без стука распахнулась, и в комнату быстро вошла худая и какая-то угловатая женщина в некрасивом платье с рюшами. Волосы её были всклокочены и походили на змей, вьющихся вокруг головы Медузы Горгоны. Вдобавок ко всему женщина курила папиросу.
— Здрасьте! — сходу обрушила она на присутствующих свое короткое, как выстрел, приветствие. — Это тот мальчик? — поискав глазами, уставилась она на Володю, у которого душа ушла в пятки, — ему только недоставало в жизни работы с такой особой!
Директор Надя зачем-то поднялась, с виноватой улыбкой стала представлять Володиной маме Адельфину Кузьминичну (ибо это была, разумеется, она), которая буркнула ей «здрасьте!» и громко, с предостережением, провозгласила:
— Хорошо, я забираю вашего мальчика, но ни за что не отвечаю! Ни за что! Как можно допускать ребенка к художественным ценностям огромной исторической значимости!
— Но Володя, — стала мямлить мама, — очень послушный, аккуратный мальчик! Он ничего не возьмет…
Адельфина Кузьминична гордо вспыхнула:
— Пусть только попробует взять! Ну, — устремила она на Володю свой буравящий взгляд, — идем со мной. Сейчас я выдам тебе халат. Без халатов у нас в фондах никто не работает.
И не дав Володе попрощаться, она взяла его за руку повыше локтя и направилась к выходу. Володя успел-таки бросить на мать полный скорби взгляд: мол, и куда ты меня привела! Мама смотрела вслед Володе с неменьшей печалью. Так могут смотреть матери лишь вслед поезду, увозящему на фронт их сыновей. Володя уже за пределами директорского кабинета с тоской подумал: «Ну все, июль испорчен! Да и так ли нужны мне были эти пятьсот рублей?»
2
ЛЮБОПЫТНОЕ ТАКОЕ ПИСЬМЕЦО
Пока они спускались куда-то в подвал, показавшийся Володе могилой на этом кладбище звуков, Адельфина Кузьминична уже не держала его за руку. Володе даже показалось, что она хочет загладить свое грубое поведение у директора.