Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

До этого момента Сева никогда не понимал смысла выражения: «Как баран на новые ворота», но тут его вдруг осенило. Ну конечно! Ведь «баран» в народном фольклоре — существо не шибко богатого ума, и когда такой баран, вернувшись домой с пастбища, видит перед собой новые ворота, хотя вчера еще были старые, он не может понять — откуда же они взялись. И взгляд его при этом не просто удивленный, но и немного возмущенный, испуганный, растерянный — остолбенелый. Именно такого барана являл из себя сидящий перед ним Марат Антонович Твеленев: он, как ни силился, никак не мог взять в толк, о чем же его спросили.

Выдержав небольшую паузу, Мерин пришел ему на помощь.

— У вас в этой квартире несколько дней назад произошла кража, — начал он вкрадчиво, — пропало много вещей. Я занимаюсь этим делом и хотел бы узнать, что из ценностей пропало у вас лично.

Возврат к человеческому облику у Марата Антоновича произошел революционно: он шлепнул себя ладонью по лбу, шумно выдохнул со словами: «Ф-ф-ух ты, господи!» и энергично схватился за бутылку.

— Нет, за это грех не выпить. Вы меня напугали, Всеволод: думаю, что за масштаб? Какой такой масштаб? — Он опрокинул в себя стаканчик, не закусывая откинулся в кресле и опять выдохнул: «Ф-у-у-ухх». — Милостивый мой благодетель, запомните раз и навсегда: «масштабы» бывают только после катаклизмов — войн, землетрясений, водных стихий, массовых убийств или атомных взрывов. Вот тогда — масштабы последствий. Их нельзя подсчитать, измерить — они безмерны. Как подсчитать масштаб трагедии детоубийства в Беслане? Или количество трупов мировых войн? Или гибель Помпеи? Герника, газовые камеры, концлагеря, Чернобыль, а Христа когда распяли — вот где масштаб… Масштабы — навечная трагическая память поколений хомо сапиенс. На-веч-на-я! Простите меня за пафос, но это так. А вы — «масштаб домашней кражи»! Немудрено, что я не сразу понял. Ф-у-у-у-у, — в третий раз освободился от избытка кислорода Марат Антонович, — Честное слово, вы меня опять принуждаете выпить.

— Неудачно выразился, согласен, признаюсь, — улыбнулся Мерин, — пусть не масштабы, пусть потери, так скажем. Меня интересует какие потери понесли лично вы в результате этой кражи?

— Да ничего я не понес! Ничегошеньки! Нечего у меня нести! Книги разве что, так самые ценные Антон еще в отрочестве своем потаскал-попродавал, остались Энгельс с Лениным, вон пылятся — он указал на стеллажи за меринской спиной, — так они на мелованной бумаге изданы — их даже непотребно не используешь.

— А родные ваши, сестра, например? Антон утверждает, что у нее пропала какая-то дорогая, баснословно дорогая коллекция…

— А ему что за дело? Он тут каким боком?

— Он опись составил…

— Опись!? Ишь ты, какой писатель отыскался…

Он хотел еще что-то сказать, но в прихожей заскрежетали входные замки. Марат Антонович проворно спрятал недопитую бутылку, прикрыл бумагами тарелку со снедью, крикнул:

— Герочка, это ты? Заходи, мальчик, я познакомлю тебя с очень интересным человеком.

— Я к деду пошел. — Герард, не заходя в кабинет, протопал мимо по коридору.

— Стесняется, — умиленно произнес Твеленев, извлекая из-под стола спрятанную жидкость. — Теперь долго не придет — помешать боится. Божий человек, не устану Бога молить о его здоровье. — Он поднял высоко над головой наполненный стаканчик, обратился с тостом к приемному сыну. — Твое здоровье, Геронька! Дай Бог тебе подольше жить, не зная мерзостей этого мира. Пока копчу небо — защищу, а там… э-эх, ладно, за тебя!

Он виртуозно, как фокусник огонь, проглотил водку, всем корпусом повернулся к Мерину.

— Ну-с, так о чем мы?

— Мы о краже, Марат…

Тот скривился.

— Оставим в покое эту щекотливую тему, ладно, тем более что нас с Герочкой она не задела, я вам лучше о текущем моменте мысли свои выскажу, хотите? Прелюбопытное время, доложу я вам…

Мерин поспешил его остановить.

— Марат Антонович, ваш отец на днях вызывал к себе музыкального эксперта. Скажите, вы знаете об этом?

— Эксперта? Первый раз слышу. Меня вообще мало интересует, с кем общается этот человек.

— Эксперта он вызывал для подтверждения подлинности хранящейся у него в кабинете очень старинной скрипки, чуть ли не Страдивари. Вы знаете об этом?

— О чем?

— О том, что у вас в доме хранится музейный раритет?

Он криво ухмыльнулся.

— Если вы имеете в виду этого композитора Антона Игоревича, то смею вас заверить, что он не очень-то «раритет» — так, грубая подделка, три копейки в базарный день.

Мерин не принял шутки, продолжал внимательно изучать лицо изрядно уже захмелевшего собеседника. Тот посерьезнел.