Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

– Ладно, оставим семейные отношения президентов президентам. Скажите, Аркадий Семенович, а что там с этой пресловутой забастовкой авиаторов, чем дело кончилось? – На этот раз интонация у следователя получилась соболезнующей.

– И не говорите, – легко откликнулся Заботкин, – совсем зашлись в своей демократии. Теперь хоть и не летай к ним.

– Кстати, я слышал, вы довольно часто навещаете этот сказочный город. И что, неужели всякий раз приходится изнурять себя визовыми сложностями?

– Вы знаете, нет: у меня там брат живет, так что, действительно, летать приходится часто, но я кое-как приспособился.

– Эх, знать бы это волшебное «кое-как», – мечтательно закатил глаза Трусс. – Это ведь как в моем любимом преферансе: «Знать прикуп – можно не работать».

Заботкин рассмеялся:

– Дорогой Анатолий Борисович… Я не слишком фамильярен?

Майор разрешающе воздел перед собой обе руки, и он продолжил:

– Дорогой Анатолий Борисович, я давно живу на этом свете и любые намеки научился понимать с полуслова. Ценю вашу осведомленность, признаюсь, даже приятно удивлен столь подробным вниманием к моей скромной персоне, но должен заметить, что моя карточная эпоха благополучно завершилась и за истечением срока давности все связанные с нею нарушения законодательств Союза ССР и Российской Федерации, каковые, не скрою, случались, в настоящее время не имеют под собой юридической силы. Ну это так, о-про-по, это все вы лучше моего знаете. А что касается пресловутых виз, тут вы совершенно правы: нелегко, а иногда и просто-таки унизительно. В этом вопросе я прибегнул к такому выходу: звоню по телефону доброжелательному представителю французского посольства, тот приезжает ко мне домой и ровно через сутки привозит в запечатанном конверте все необходимые документы, включая авиационные билеты. Мы обмениваемся конвертами и расстаемся до следующей надобности друг в друге.

– Изумительно! – Трусс постарался как можно искренне обрадоваться услышанному. – А если не в каждом посольстве работают такие «доброжелатели»?

Аркадий Семенович лукаво на него посмотрел. По всей видимости, он и в самом деле не первый год жил на свете, успел повидать многое, и труссовские актерские потуги его не убедили. Он сказал достаточно убедительно:

– В каждом. Разница исключительно в толщине конверта.

– Да-а-а, век живи… – по инерции продолжил наивничать Трусс, – а дураком помрешь. Как чувствует себя Николай Семенович?

Подобный «логический скачок» не застал Заботкина врасплох, реакция его была подобна спринтерской на выстрел стартового пистолета.

– А что ему сделается? Жив курилка, хотя, кажется, он и не курил-то никогда.

– Сегодня виделись?

– Сегодня нет. Рейс шибко ранний, а он поспать любит. Сова.

– А вчера?

– Вчера – да. Пообщались.

– У него останавливались?

Трусс задал вопрос без какого-либо расчета на успех – так, на всякий случай, а вдруг да оплошает дядечка – но подробный, старательно откровенный и безбоязненно наглый ответ Заботкина поначалу майора несколько смутил: «Не прост, ох не прост этот бывший карточный шулер, любитель резьбы по драгоценным камням». Но по размышлении зрелом он успокоился: «Ничего, и мы не лыком шиты. Тем интересней».

– Никогда у него не останавливался! Нет, нет и еще раз нет! – отчаянно замахал руками Аркадий Семенович. – Чего не было – того не было. Ни разу, никогда, ни боже мой. Зачем?! Только в гостинице, причем в одной и той же – «Кастильон». Мне даже неизвестен его адрес тамошний, он ведь давно уехал, успел офранцузиться, а у них, знаете ли, вообще не принято к себе в дом приглашать, это мы – чуть что – бутыль за пазуху и в гости на разносолы всякие домашние, а они в кафешке каком-нибудь дохлиньком наперсток коньячку сухариком зажуют, глоточком кофейку горло промочут – вот и повидались. И потом – он ведь там не на очень-то хорошем счету у ихних властей, как и здесь, бывало. Не от хорошей жизни уехал он в глухомань-то эдакую, здесь наследил по глупости-молодости и там вроде во вкус вошел нетрудового времяпрепровождения…

– На этот раз он вас вызвал или…

– Ни, ни, ни, никаких вызовов, что вы, я сам, исключительно моя инициатива, купил билет, сел, прилетел…

– А связались с ним уже из Парижа?

Заботкин растянул рот в полуулыбке, вздернул подбородок и так некоторое время молча разглядывал своего собеседника.

– Анатолий Борисович, – сказал он наконец почти доверительно, – мне очень понятен ваш интерес к личности моего непутевого брата и, поверьте, располагай я хоть малейшей возможностью помочь вам в удовлетворении столь объяснимого интереса – разве бы я мог этим пренебречь? Да ни боже мой: я весь, как на духу, перед вами. А общаемся мы очень просто: он звонит мне в Москву из автомата, называет число и место встречи и стоит мне объявиться в «Кастильоне», как его тут же ставят об этом в известность платные доброжелатели, вот и вся недолга. В тех же случаях, когда инициатива исходит от меня, как, например, на этот раз, то по прибытии в Париж звоню ему уже я, и тогда приоритет в выборе места свидания остается за мной.