Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

Анатолий Борисович в полной тишине прошелся по комнате, несколькими энергичными движениями попытался восстановить жизнедеятельность затекших членов, закурил.

– Нет, ребятки, сдается мне, что не только Ванюше опасно сегодня встречаться в темном коридоре с руководством нашим, а и нам всем не грех подумать, как этой неизбежности избежать. Ничего, что возникла такая тавтология? Тогда загибайте пальцы: где Страдивари – мы не знаем; как она появилась у композитора – не знаем; почему ушла из жизни Ксения Никитична – не знаем; кто совершил кражу на Тверской; как украденный перстень оказался на безымянном пальце Игоря Каликина; кто и за что убил его самого и его матушку; куда подевалась баснословно дорогая коллекция японских уродцев… кстати, Ванюша, ты случайно не знаешь, сколько эти япошки стоят на хорошем, к примеру – «Сотсби» – аукционе? Ну помолчи, помолчи, у тебя, похоже, разгар критически неразговорчивого цикла. Так вот какова судьба коллекции – не знаем; кто увез Надежду Антоновну после того, как с ней договорились о встрече, и где она пропадала двое суток – не знаем; куда девалось «серебро» из-под твеленевской оттоманки и серебро ли это; кто его умыкнул на следующий день; кто залез на дачу Твеленевых, кто всю ночь пугал ни в чем не повинную нимфетку и что за продолговатый предмет в тряпках он унес; чей крик «Спасите!» слышала Антонина Заботкина; почему при разоре дачи писателя Колчева ничего не украдено и зачем в таком случае убивать старую, не способную, как утверждает наш начальник Всеволод Игоревич Мерин, выполнять свои охранные функции собаку; куда подевалась Валерия Модестовна мы, слава ее уму и оперативной мудрости, знаем, но кто вставил ей кляп в рот, завязал глаза и вывез в неизвестном направлении – ни бум-бум; наконец, кто такой этот пресловутый автолюбитель Федя? Я сознательно не включаю в перечень своих вопросов таких персонажей, как Марат Твеленев и его приемный сын Герард – раз, как сам Антон Игоревич – два, почему музыкальный эксперт Какц может навещать девяностолетнего композитора с целью получения немаловажных сведений, а следователь по особо важным делам это делать стесняется, опасаясь дознанием своим сократить его земное существование? Не включаю и Антона Маратовича – на мой взгляд, ключевую фигуру, которого мы с легкой руки все того же руководства, – Трусс отвесил поклон в сторону Мерина, – завтра отпустим на свободное времяпрепровождение, и я могу себе представить, как он его «препроводит»: он его так препроводит, как нам и в кошмарном сне не привидится. Я не включаю этих персонажей в список наших провалов по этому делу только потому, что ими, Севка, занимался лично ты и тебе видней, как с ними поступать. Ну что, все пальцы загнули? Хватило? Мне нет. Я посчитал – двадцать три! На двадцать три элементарных вопроса Скорого мы все четверо завтра… то есть сегодня через пять уже с небольшим часов будем молчать как рыбы об лед. Лично я уже занял очередь на бирже труда, чего и вам желаю: не затягивайте. Я все сказал.

Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

В течение довольно долгого времени никто не проронил ни слова.

Наконец голос подал Иван Каждый:

– Не, я не понял, в чем дело, в натуре. Если надо – я завтра все комиски обойду, в чем проблема-то?

Не открывая глаз и не меняя позы, Трусс сказал:

– Ванюша, я обещаю сочинить поэму и посвятить ее тебе. Она будет начинаться так: «Каждый мудак… знай свой чердак».

И опять все замолчали, потому как, невзирая ни на что: ни на дошкольный возраст, ни на более, чем скромный опыт работы и неподтвержденные пока талант и профессионализм, сотрудники ждали слов именно от него, от Сивого Мерина, от «начальника», пусть даже для кого-то и в кавычках. Он сказал:

– Вы очень точно, Анатолий Борисович, перечислили наши провалы. Это говорит о том, что вы сами глубоко в деле и как, может быть, никто из нас болеете за него. Но выволочки завтра нам от Скорого не будет, к сожалению. Можно не беспокоиться.

Три пары напряженных глаз смотрели на взволнованного до дрожи в голосе Мерина.

И ждали.

Никто не решался задать необходимый в данный момент вопрос: «Почему?»

И тогда Сева сказал:

– Потому что Юрий Николаевич слишком щепетильный и стеснительный человек. Из-за этой скрипки убили его родителей.

В жизни Валерии Модестовны Тыно все складывалось не так, как бы ей этого хотелось.

Были, конечно, исключения. За сорок два года судьба неоднократно подбрасывала ей нечто похожее на сказочный, праздничный фейерверк, когда казалось, что все вокруг сущее – для нее и ради нее, но вспышки этого исконно китайского развлечения быстро гасли, оставляя после себя разве что дымный след душевной тревоги и безрадостности предстоящего.