Скриптер

Именно в нем, в этом строении, на первых двух этажах находятся офисы местной фирмы кабельного оператора. Под прикрытием которого – и на одной из служебных площадок которого – как раз и осуществляет свои функции редакция Третьего канала. Это то самое подразделение Московской редакции, действия некоторых сотрудников которого привели, по мнению аквалонцев, к возникновению конфликтной ситуации.

– Коллеги, прошу оставаться на другой стороне улицы, – обратился к подошедшим к нему четверым мужчинам брат Игнаций. – Не думаю, что здесь есть новички или дилетанты… Но все же хочу предупредить: в ходе сеанса не рекомендуется снимать защитные очки.

Трое из четверых кивнули в знак понимания.

Четвертый, Иван Щербаков, выслушал сентенцию иезуита с невозмутимым лицом, как будто сказанное его не касалось.

Двое охранников принесли стол и стул. Кваттрочи показал место, где следует их поставить – посреди проезжей части напротив арочного проезда.

– Прошу сохранять тишину и не вмешиваться ни словом, ни делом в ход следственного эксперимента! Благодарю вас за понимание, коллеги, – сказал, завершая свою короткую речь иезуит. – А теперь позвольте мне и моему помощнику заняться нашим прямым делом.

Доменико Сарто достал из «ауди» сумку с прибором. Повторилась та же процедура установки оперативного времени, что и получасом ранее, когда они работали в другом московском переулке. С той лишь разницей, что на хронометре теперь была выставлена другая временная засечка – май месяц, четвертое число, одна минута до полуночи.

Городской квартал вокруг них вскоре погрузился в зеленовато-серый сумрак. Брат Игнаций, погруженный в свои мысли, некоторое время стоял неподвижно у стола, установленного посреди пустынной, свободной от транспорта проезжей части Петровского переулка.

Затем он, подняв голову к невидимому небу, переложил rosarium из левой ладони – в правую.

Четки эти по своему виду мало чем отличаются от обычных, классических – в них входит пять наборов из десяти малых бусин и одной большой, а также еще трех малых и большой бусины, распятия и медальона.

Губы иезуита шептали молитву:

– Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto, Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen![32]

Одновременно с произнесенным уже во весь голос – Amen! – что означает «Истинно!», «Да будет так!», иезуит резко встряхнул правой рукой.

В следующий миг шнурок розариума лопнул, – именно лопнул, как могло показаться – и бусины тот час же просыпались на землю!..

Тем четверым, что наблюдали за действиями иезуита, находясь на другой стороне переулка, этот эпизод мог бы показаться мелкой неурядицей, пустячком. Подумаешь, у этого фанатика, которого прислал Рим, лопнули четки… Наверное, полирует свой rosarium от рассвета до заката, а новые четки купить жалко (иезуиты ведь бережливы и прижимисты)…

Но если кто-то и подумал про себя нечто подобное, то вслух эту мысль озвучивать не стал. Тем более, что уже через несколько коротких мгновений стали происходить удивительные вещи…

Бусины, рассыпавшиеся, казалось, в беспорядке, вдруг какой-то неведомой и невидимой силой были подняты в воздух!

Рядом с фигурой стоящего напротив арочного проезда иезуита возник небольшой вихрь; затем и она, эта вихреподобная конструкция – рассыпалась.

Черные бусинки, которых стало много, много больше, в сотни или тысячи раз больше, чем их могло бы поместиться на шнуре классического розариума, теперь уже образовали длинную черную ленту.

Один конец этой ленты, подобно аспидно-черной змее, протянулся в одну сторону переулка, к выезду на Петровку; другой – в ту, откуда приехали в Петровский «ауди» и сопровождающие его транспорты.

Одновременно с этим проявилась, пульсируя багровыми всполохами, некая линия, тоже проходящая через весь этот переулок. При этом, отбрасываемый ею тревожный красный свет ложился лишь на одну сторону пространства, на проезжую часть Петровского и на дома по другую сторону переулка. По другую же сторону черты сохранялся тот же привычный глаз зеленовато-серый сумерек.

Кваттрочи подошел ближе; он теперь находится всего в шаге от черной ленты и проходящей близ нее, вплотную к ней, – разница в каких-то сантиметрах! – повторяющей ее графические очертания багровой линии. Расшифровать увиденное столь опытному человеку, как брат Игнаций, не представляло особого труда.

Багровая линия в точности воспроизводит границу запретительной зоны, существовавшей на определенный момент времени, то есть, по состоянию на двадцать три часа пятьдесят девять минут четвертого мая.

Черная линия указывает, – и тоже с большой точностью – где именно проходила в те мгновения «защитная стена», где был выставлен Московской редакцией силовой барьер.