Скрюченный домишко

Я остановился не договорив. Не мог же я прямо при матери девушки уточнять свою роль. До сих пор Магда Леонидис не обращала на мое присутствие никакого внимания - если не считать обращенной ко мне на выходе из библиотеки заключительной реплики о взрослых дочерях. Я мог быть журналистом, женихом ее дочери, или непонятным сотрудником полиции, или даже владельцем похоронного бюро - но в любом качестве для Магды Леонидис я был только зрителем.

Посмотрев на свои ноги, миссис Леонидис недовольно сказала:

- Туфли не те: слишком легкомысленны.

Повинуясь властному жесту Софии, я поспешил за Тавернером и настиг его в холле направляющимся через дверь в обитой деревянными панелями стене к лестнице, ведущей на второй этаж.

- Хочу поговорить со старшим братом, - пояснил он.

Я задал вопрос Тавернеру в лоб:

- Послушайте, Тавернер, а кем, собственно, являюсь я?

Инспектор несколько удивился:

- Кем являешься ты?

- Ну да. В качестве кого я нахожусь в этом доме? Что мне говорить, если кто-нибудь спросит?

- А, понимаю. - Тавернер на несколько секунд задумался, потом улыбнулся: - А что, кто-нибудь уже спрашивал?

- Да нет еще...

- Ну пусть все так и остается. _Н_и_к_о_г_д_а_ н_и_к_о_м_у н_и_ч_е_г_о _н_е _о_б_ъ_я_с_н_я_й_. Замечательное правило. Особенно в доме, где царит смятение. У каждого здесь слишком много собственных тревог и страхов, чтобы иметь желание задавать кому-то какие-то вопросы. Все будут принимать твое присутствие как должное до тех пор, пока ты будешь держаться уверенно. Самая большая ошибка - объяснять что-то, когда в этом нет необходимости... Та-а-ак, теперь мы должны пройти в эту дверь и подняться наверх. Дверь не заперта. Ты, конечно, понял: все эти вопросы, которые я задаю, - чистой воды чепуха! Кто был в тот день дома, кто не был - не имеет ни малейшего значения.

- Тогда зачем же...

- А затем, - предупредил мой вопрос инспектор, - что это дает мне возможность приглядеться к каждому члену семьи и составить о нем мнение. Кроме того, в их показаниях может случайно проскользнуть что-нибудь важное. - Тавернер помолчал и задумчиво пробормотал: - - Бьюсь об заклад, Магда Леонидис при желании многое могла бы сообщить.

- И вы полагаете, ее показания заслуживали бы доверия?

- О нет, - сказал Тавернер, - никакого доверия они бы не заслуживали, но, отталкиваясь от них, можно было бы строить какую-нибудь линию расследования. В этом проклятом доме у каждого была возможность совершить преступление. Что мне нужно, так это мотив.

На верхней лестничной площадке справа находилась дверь с медным дверным кольцом, которым инспектор Тавернер послушно воспользовался по назначению.

Дверь моментально открылась, и перед нами появился неуклюжий великан с могучими плечами, темными взъерошенными волосами и лицом чрезвычайно некрасивым и в то же время удивительно приятным. Он взглянул на нас и тут же торопливо и смущенно отвел взгляд в сторону - с неловкостью, свойственной стеснительным и честным людям.

- Ох, послушайте, - сказал он, - входите. Да, прошу вас. Я только что собирался... впрочем, это неважно. Проходите в гостиную. Сейчас я позову Клеменси... О, вот и ты, дорогая. Это главный инспектор Тавернер. Он... А где сигареты? Подождите минуточку, пожалуйста. - Великан наткнулся на ширму, сбивчиво извинился перед ней и выскочил в коридор.

Создавалось впечатление, что из гостиной вылетел громко жужжащий шмель, после чего воцарившаяся здесь тишина стала ощущаться почти физически.

Миссис Роджер Леонидис стояла у окна. Меня сразу же заинтриговал характер этой женщины, да и вся атмосфера комнаты, в которой мы находились.

Стены здесь были выкрашены в ослепительно белый цвет. И никаких картин и фотографий - только над каминной полкой висела какая-то геометрическая фантазия из темно-серых и синих треугольников. Избытка мебели в гостиной я тоже не заметил: три или четыре кресла, стол со стеклянным верхом и маленький книжный шкаф. И никаких предметов роскоши: свет, пространство и воздух. Это помещение отличалось от огромной, полной парчи и цветов гостиной внизу, как мел отличается от куска сыра. И миссис Роджер Леонидис отличалась от миссис Филип Леонидис так, как только может отличаться одна женщина от другой. Если при виде Магды становилось ясно, что она может быть - и зачастую бывает - по меньшей мере десятком самых разных героинь, то Клеменси Леонидис явно не могла быть никем, кроме как самой собой. Очень яркая и совершенно определенная индивидуальность.

Ей было где-то около пятидесяти. Ее седые волосы, подстриженные коротко, почти по-мальчишески, лежали так красиво на маленькой великолепной формы голове, что не произвели на меня того отталкивающего впечатления, какое обычно производят слишком короткие женские стрижки. У Клеменси Леонидис было интеллигентное выразительное лицо и по-особому проницательный и пытливый взгляд светло-серых глаз. Темно-красное платье великолепно подчеркивало стройность и изящество ее фигуры.