Скрюченный домишко

- Да, мало кто, - сказал Тавернер. - Во всяком случае, я с такими никогда не сталкивался. Но, бог знает, сможем ли мы раздобыть когда-нибудь хоть какие-нибудь доказательства...

8

Дверь, ведущую в противоположное крыло здания, открыла горничная. Она поглядела на Тавернера испуганно и одновременно чуть презрительно.

- Вы хотите видеть миссис?

- Да, если можно.

Горничная провела нас в просторную гостиную и вышла.

Размеры этого помещения в точности повторяли размеры находящейся прямо под ним гостиной Филипа. Вся мебель здесь была обита кретоном веселой расцветки, на окнах висели полосатые шелковые занавески. Мое внимание привлек портрет над каминной полкой - не только потому, что он явно принадлежал кисти мастера, но и потому, что изображал человека необычайно притягательной внешности. Портрет сгорбленного старика с черными пронзительными глазами. Голова его в черной ермолке была сильно втянута в плечи, но холст буквально дышал жизненной силой и энергией этого человека, сверкающие глаза которого, казалось, неотрывно следили за мной.

- Это он и есть, - сообщил инспектор Тавернер. - Портрет кисти Аугустуса Джона. Сильная личность, да?

- Да, - согласился я и почувствовал - в этом случае односложного ответа недостаточно.

Я понял, что имела в виду Эдит де Хэвилэнд, когда говорила: "без Аристида в доме стало пусто". Это был настоящий "кривой человечек", построивший настоящий "кривой домишко", и без него "кривой и убогий домишко" потерял свой смысл.

- А вот портрет его первой жены кисти Сарджента, - указал Тавернер.

Я принялся рассматривать холст, висевший в простенке между окон. Манера исполнения портрета отличалась свойственной Сардженту жесткостью линий. Длина лица была, как мне показалось, несколько преувеличена - так же, как и некоторая его "лошадиность'. Потрет типичной английской леди из высшего провинциального общества. Красивое лицо, но несколько безжизненное. Абсолютно неподходящая жена для маленького деспота, криво усмехающегося над каминной полкой.

Дверь открылась, и в гостиную вошел сержант Лэмб.

- Я сделал все возможное, сэр, - доложил он. - Слуги молчат.

Тавернер вздохнул.

Сержант вытащил из кармана блокнот и, стараясь не привлекать к себе внимания, устроился в кресле в глубине комнаты.

Дверь снова открылась, и в гостиную вошла вторая жена Аристида Леонидиса.

Чрезвычайно дорогое черное платье с глухим воротом и длинными рукавами очень шло женщине. Ее заурядное симпатичное личико обрамляли довольно красивые каштановые волосы, уложенные в чересчур замысловатую прическу. Миссис Аристид Леонидис была тщательно напудрена, нарумянена и накрашена, но я сразу понял, что она недавно плакала. Шею ее украшало ожерелье из очень крупного жемчуга, правую руку - перстень с огромным изумрудом, а левую - перстень с таким же огромным рубином.

Бренда была явно напугана.

- Доброе утро, миссис Леонидис, - непринужденно произнес Тавернер. Извините, что снова беспокою вас.

- Вероятно, это необходимо для дела, - безучастно ответила она. - Вы, конечно, понимаете, миссис Леонидис, что полное право требовать присутствия здесь вашего адвоката?

"Интересно, - подумал я, - осознает ли она важность этого замечания? Похоже, нет".

Она довольно мрачно ответила:

- Я не люблю мистера Гэйтскилла. И не хочу видеть его.

- Вы можете пригласить своего собственного адвоката.

- Да? Я вообще не люблю адвокатов. Я их боюсь.

- Вы вправе поступать как хотите. - Тавернер одарил женщину дежурной улыбкой. - Итак, приступим?

Сержант Лэмб послюнил карандаш. Бренда Леонидис села на тахту лицом к Тавернеру.

- Вы выяснили что-нибудь? - спросила она. Ее пальцы нервно теребили подол шифонового платья.

- Теперь мы можем с полной определенностью утверждать, что ваш муж умер от отравления эзерином.

- Этими глазными каплями?

- Да. Когда вы делали мистеру Леонидису последнюю инъекцию, в пузырьке был не инсулин, а эзерин.

- Но я этого не делала! Я не имею к этому никакого отношения. Поверьте, инспектор.

- Значит, кто-то умышленно налил эзерин в пузырек из-под инсулина.

- Какой дурной поступок!

- Да, миссис Леонидис.

- Вы считаете, что... кто-то сделал это специально? Или все-таки случайно? Это не может быть... такой шуткой, а?

- Нам это не кажется шуткой, миссис Леонидис, - спокойно ответил Тавернер.

- Это мог сделать кто-нибудь из слуг.

Тавернер не ответил.

- Да, наверное, так оно и было. Больше никто не мог сделать этого.

- Вы уверены? Подумайте, миссис Леонидис. Неужели у вас больше нет никаких предположений? Не было ли у вашего мужа конфликтов с кем-нибудь? Каких-нибудь ссор?

Бренда не сводила с инспектора широко раскрытых непонимающих глаз.

- Понятия не имею, - сказала она.

- Вы говорили, что ходили в кино в тот день.

- Да, я вернулась домой около половины седьмого... было время делать инъекцию... Я... я... сделала ему укол, как обычно. И он... ему стало плохо. Я испугалась... побежала за Роджером... Я уже все это вам рассказывала. Неужели я должна повторять это снова и снова? - В ее голосе послышались истерические нотки.

- Извините, миссис Леонидис. Могу я побеседовать с мистером Брауном?