Скрижали

Бобо одной рукой придержал руль, другой щёлкнул зажигалкой, закурил «Мальборо». До чего же он все‑таки был красив, этот человек! Смуглый, белозубый, с горделивой чёрной, как смоль, шевелюрой. С природным изяществом держал в руке сигарету, легко вёл машину. Баловень судьбы. Талантливый.

Артур поймал себя на мысли о том, что именно такой тип людей он порой встречал на Кавказе. Все это были баловни не столько судьбы, сколько собственных матерей, отдававших им все — последний кусок хлеба, последние силы, деньги. Как правило, кажущаяся удачливость таких счастливцев оказывалась купленной ценой лишений других людей, иногда их жизней.

«А сам я не таков ли? — подумал Артур, вспомнив собственную мать. — Но разве меня можно причислить к удачникам? Смешно. Бедная мама!»

Он прикрыл веки, вызывая в памяти её облик. В глазах что‑то мелькнуло, затем ослепило светом, словно в упор ударил прожектор. Фосфоресцирующий свет стянулся в спираль, в туннель, в точку.

Рука его сотворила крестное знамение. Обычно Артур, если не был наедине с самим собой, делал этот сокровенный жест мысленно, иногда даже в храме, потому что просто–напросто стеснялся обнародовать свои взаимоотношения с Христом, с Богом.

— Что вы?! Это даже не кобра, обыкновенный варан, — сказал Бобо.

Впереди на дороге, которая уже шла пустыней, щерило пасть, мотало хвостом по песку нелепое животное, похожее на помесь крокодила и ящерицы.

— Страховиден, — произнёс Артур, надеясь, что жест его останется незамеченным.

— Значит, верующий, — нервно усмехнулся Бобо, — из тех московских интеллигентов, кто крестился перед перестройкой?

— Вот именно, — подтвердил Артур, — из них.

— Тогда все ясно.

Артура не обидела пренебрежительная фраза. Он знал: этот тип людей не хочет и никогда не сможет приблизиться к Богу. Бог заслонён от них собственной самостью, гордыней. Такие люди в глубине души суеверны — боятся чёрных кошек, тринадцатого числа; иногда, перед тем как идти на решающую деловую встречу, могут даже забежать в храм, поставить свечку… На всякий случай.

— Направо надо, — сказал сзади Юсуф.

Они свернули направо, поехали по оставленным на песке свежим следам колёс. Вскоре эти следы привели их к неожиданно возникшим посреди пустыни посадкам саксаула. Невдалеке, осев на пробитые шины, кренился старый «КАМАЗ» с изодранным брезентовым верхом.

Артур вышел из машины, увидел: над этим местом парят два огромных грифа.

— Опергруппа уехал! — с досадой сказал Юсуф. — Убитых забрал. Три убитых было. Остальные бежал.

— А наши? — спросил Артур.

— Один пограничник мёртвый, другой — плечо пробит. Больше не знаю. К Исмаилу бежал. Могли к нему убегать. А он один.

Бобо в это время обходил «КАМАЗ», нагнулся, что‑то подобрал, крикнул:

— Такая бойня была — ни пуль, ни гильз, кроме вот этой!

— Говорю, опергруппа приезжал, все должен фотографировать, собрать, та сторона предъявить. Один черт — пропала роща! Теперь узнали — сведут до конца, — старик зло сплюнул в песок, потом вскочил на заднее колесо «КАМАЗа», перевалился в кузов и начал вышвыривать из него стволы и ветки саксаула. — Сволочь такой, успел порубить полгектара. Теперь узнали — все заберут. Пропала моя забота.

Повыкидывав все, до веточки, Юсуф вылез.

— Почему опергруппа саксаул не взяла та сторона предъявить? — обратился он к Артуру. Тот пожал плечами.

— В Москве живёшь — не знаешь! — Старик опустился на корточки, пренебрежительно махнул рукой. — Езжай своя дорога.

— Давай довезу до твоей сторожки, — сказал Бобо.

— Езжай своя дорога! — повторил Юсуф.

Тронулись в путь без него. Ехали вдоль края саксауловой рощи. Стая птах поднялась и снова скрылась за корявыми стволами.

— Старик один своими руками посадил, вырастил десять гектаров леса. Никто не просил, не заставлял. Сам искал место, пробовал. Каждое дерево знает в лицо. Теперь хана всему. — Бобо выматерился. — Надо же, эти торговцы оружием на обратном пути за кордон заметили рощу!.. В зной столько животных находит тень, еду. Даже вода есть — Юсуф отыскал старый колодец, вместе с Исмаилом обновили его. А вы говорите — справедливость!

— Я ничего такого не говорил, — отозвался Артур.

— Ну, вы — в смысле христиане.

— А разве у мусульман нет представления о справедливости, о воздаянии?

— Мне, Артур, знаете ли, всё равно, что Магомет, что Христос. Сколько лет, тысячелетий людям морочат головы. Разве сами не видите — никакой справедливости в мире нет. Сильный жрёт слабого. Вот и все! — Бобо вышвырнул окурок в окно.

Они выехали из песка на грунтовую дорогу. Вскоре обогнали подростка на ослике. Впереди семенили овцы. Потом проехали мимо детей, играющих возле кишлака.

«Зачем я с ним еду? — думал Артур. — Как жертва с палачом… Ничем не смогу помочь этой Ае. В глазах Бобо осрамлю христианство, самого Христа. Хотя вся эта парапсихология к религии, к контакту с Богом отношения не имеет. Или почти не имеет. С другой стороны, имеет. Всё имеет отношение к Богу».

Машина помчалась по асфальтированной магистрали.

— Когда же мы выехали из заповедника? — спросил Артур.