Скрижали

Артур открыл глаза. Ящерица, не мигая, смотрела в упор. Морда её была похожа на мудрое лицо Вольтера. Малиновое свечение усилилось.

Он сделал шаг назад. Свечение ослабло.

Не без опаски ступил он обратно в дом. Стены тоже были прозрачны.

Беспомощно лёг ничком на кошму. Под ней, под полом, далеко внизу просматривалось небо с мигающими звездами… Не было верха и низа. Как вчера там, у пруда.

Артур уткнул лицо в сгиб руки. Боль под лопатками почти прошла. То, что осталось, было приятным жжением, теплотой. Снова закружилась голова.

Вдруг увидел он остывающий зев голландской печи в давно разрушенном доме своего детства во Втором Лаврском переулке Москвы. В печи среди догорающих голубоватым пламенем углей и головешек светится раскалённое золотое колечко — единственная семейная драгоценность, перешедшая к матери от бабушки.

Колечко однажды упало со стола. Мать искала его, искала несколько дней. Все места, куда оно могло закатиться, были исследованы, тщательно выметены. Кольцо словно испарилось.

Теперь Артур увидел — через столько лет! — как оно подкатывается к одному из сосновых поленьев, лежащих на железном листе у печи, подлипает к янтарному натёку смолы…

Но вот страница перевернулась. Да, буквально с хрустом перевернулась страница какой‑то книги. Много одних и тех же страниц, много разных людей, читающих одну и ту же книгу. Именно это место — про то, как Артур Крамер лежит сейчас один в сторожке егеря, в заповеднике, в Средней Азии, на Земном шаре, не имеющем ни верха, ни низа. Читающих со скептической усмешкой книгу, которую он ещё не написал, даже в мыслях не было…

Чтоб не сойти с ума, он заставил себя встать. Хотел все‑таки попытаться войти в систему привычных координат. Для этого была необходима какая‑то очень конкретная цель. И Артур решил к возвращению егерей приготовить обед. Готовить обед. Больше ничего не замечать. Ни о чём другом не думать.

Это простое решение оказалось действенным. Голова перестала кружиться. Стало возможным передвигаться по двум комнаткам.

Кроме початой пачки соли, мешочка с изюмом, половины привезённого Стахом батона, цибиков зелёного чая да бутылки с хлопковым маслом, никаких запасов у Исмаила не было. Зато рядом с сетью, сырой грудой лежащей справа от двери, он нашёл моток лески с двумя ржавыми крючками на поводках и таким же ржавым болтом вместо грузила.

С закидушкой и куском хлеба в кармане он снова вышел.

И увидел солнце. Сквозь него просвечивал чей‑то лик.

«Господи, помилуй! — прошептал Артур. — Господи, помилуй…»

Ящерица сидела на своём месте. Узкий рот, казалось, таил усмешку. Из него торчало крылышко какого‑то съеденного насекомого. И право ящерицы на это насекомое было не менее неоспоримо, чем право солнца — пылать.

Он двинулся к обрыву. Сойти по крутой лесенке, состоящей из движущихся частиц, стало сущим испытанием. Но ещё большим испытанием было ступить на помост, который тоже представлял собой живое прямоугольное облако. Другие облачка в виде стола и двух скамеек парили над ним.

«Господи, мне надо накормить двух егерей — Исмаила и Юсуфа», — твердил Артур, осторожно подходя к краю помоста. Он размял хлебный мякиш, нацепил на крючки и забросил закидушку в скопление живых пузырьков, называемых «озеро». Конец натянувшейся лески он держал между большим и указательным пальцами.

Пузырьки, отрываясь от всей поверхности озера, цепочками тянулись к солнцу. Становилось жарко.

Внезапно по леске будто кто‑то постучал, потом дёрнул. Артур подсёк и поднял на помост небольшого сазана.

Так он поймал ещё двух сазанов и одного толстолобика. Всякий раз, освобождая крючок из округлого рта этих существ, Артур с особой силой испытывал чувство греха. Казалось, он выдёргивает крючок из самого себя.

Ему пришлось проделать ещё одно путешествие в дом и обратно. Принесенным ножом на краю помоста почистил, выпотрошил рыбу. Встал на колени, чтобы обмыть её в том, что когда‑то называл водой.

Какая‑то сила приподняла помост, повела в сторону. Фиолетовое свечение возникло со дна озера. С колотящимся сердцем Артур стоял на коленях, придерживая лежащих на помосте скользких рыб. Пульсирующий фиолетовый свет исходил от горных хребтов, отовсюду. За домиком, в джунглях, раздавался вой.

Помост тряхануло ещё. И ещё раз.

Когда всё утихло и он с рыбой в руках подошёл к сторожке, ящерицы на кусте тамариска уже не было.

Большую сковородку и электроплитку Артур нашёл под лежанкой Исмаила. Он поставил плитку на табурет, выдернул из розетки шнур телевизора, воткнул в неё штепсель плитки. Потом налил в сковородку хлопкового масла, нарезал на куски и подсолил рыбу.

Как гром, ударил звонок телефона. Артур снял с рычага непривычно тяжёлую трубку с деревянной ручкой.

— Товарищ Крамер! Где вы? Звоню–звоню — вас нет, Исмаила нет. Тухтаев это — заместитель директора заповедника, помните? По рации с гор спрашивает Иван Степанович, как вы? Землетрясение прошло. Живой?

— Грациас, — почему‑то опять произнесли губы. Он поправился: — Живой. Спасибо.