Скромный гений подземки

На листе была изображена сложнейшая схема, состоящая из пересекающихся разноцветных линий и точек-станций с названиями. Центром этой схемы служила хорошо знакомая Глебычу схема Московского метрополитена; незнакомые компоненты были обозначены контурами, как строящиеся.

– Это полная схема нашей стихии. Частично она существует реально – это то, что могут видеть люди и чем они могут пользоваться как транспортным средством. Остальное – ирреальная часть. Во власти хозяев линий перемещать отдельные станции или линии целиком из реальности в ирреальность и наоборот. Но сделать и то и другое довольно сложно. Причем перенос из ирреальности в реальность в десятки раз сложнее, чем в обратном направлении. К сожалению, в Москве большинство хозяев линий большие… как бы это сказать помягче… Нехорошие они духи, короче. Лишь некоторые, такие как я или Гений Серпуховской линии, пытаются увеличить реальную составляющую стихии. Большинству просто наплевать – живут как хотят. Самые замшелые, вроде Гениев Солнцевской или Митино-Бутовской, перетащили свои линии в ирреальность целиком.

– Знаешь, – перебил Костю Глебыч. – А я как-то встретил двоих Гениев на «Автозаводской». Один костлявый такой, как вобла, а второй жирный, на херувима похож.

– А, – Костя брезгливо поморщился. – Как же, как же. Балласт. Сухой – это Герман с Сокольнической линии. Что с «Воробьевыми горами» было, сам знаешь. А херувим вообще мурло мурлом… Хозяин Среднего Кольца. Тебе оно известно под именем Каховская линия… Тьфу. Линия! Три станции, два перегона! Сказать стыдно. Кстати, перегон «Улица Подбельского» – «Черкизовская» Герман у нашего херувима лет десять назад в карты выиграл…

– Нежели… все так безнадежно? – тихо спросил Глебыч. – Получается, в Москве метро скоро исчезнет совсем?

– Не думаю, – покачал головой Костя. – Я, например, сделаю все, чтобы этого не позволить. И я не одинок, можешь не сомневаться. Именно поэтому я страшно обрадовался, когда ты вытащил из ирреала «Маросейку». Поверь, вытащить из ирреала станцию внутри Малой Кольцевой – это… это… Это силища неимоверная. Последней, если я не ошибаюсь, вернули «Горьковскую», которая нынче «Тверская». В общем, когда вернулась «Маросейка», я решил, что у нас появился союзник – могучий, сильнее нас.

– Почему сильнее?

– Да потому что я не могу вернуть станцию «Якиманка» уже лет двадцать… Это на пересечении Калужской и Серпуховской линий, с пересадкой на «Полянку». Вернон с Калининской не может восстановить «Остоженку», сопряженную с «Кропоткинской». Боря с Люблинской достаточно быстро вернул кусок от «Чкаловской» на юг, а внутрь Малой Кольцевой – как отрезало. Не получается, слаб.

– Значит, – угрюмо заключил Глебыч, – теперь от меня напрямую зависит существование Арбатско-Покровской? От моих поступков? От того, веду я себя как скотина или как человек?

Костик невесело улыбнулся.

– Если бы все было так просто… Сунул бомжу сто баксов – конечная станция. Вынул мальчонку из-под поезда – станция «Маросейка»… Увы. Не от поступков все зависит. А от того же, от чего зависят сами поступки. От помыслов. От устремлений. Проход из ирреала нельзя купить подачкой, его можно только выстрадать. По-честному. Искренне.

Глебыч некоторое время молчал.

– Прости меня, Костя… За «Маросейку». Я ее верну. Обязательно верну, вот увидишь.

– Верю, – серьезно отозвался Гений Калужской. – Во, поезд подходит! Поехали я тебя с нашими познакомлю! Бран с Серпуховской, Вернон, Борька! Отличные ребята!

– Поехали! – загорелся Глебыч и направился к поезду. Прямо сквозь облицованную плиткой колонну.

– Скажи, Костя, – обратился он к духу подземки через несколько секунд, – а если мы, скажем, напьемся по поводу возвращения «Остоженки», «Якиманки» или той же «Маросейки», это будет плохо? Мы не навредим нашей стихии в реальности?

– Если ничего дурного не натворим – не навредим.

– Тогда давай так и сделаем, а? В смысле, напьемся, кто бы первым свою станцию не вернул?

– А давай! – залихватски махнул рукой Костя.

Бран, Вернон и Борис и вправду оказались мировыми ребятами, невзирая что духи. Глебыч влился в их компанию легко и естественно, как встает на свое место недостающая деталька паззла.

И они напились – правда раньше, чем собирались: весной 2003-го, когда на Арбатско-Покровской линии открылась станция «Парк Победы». За три года до возвращения «Якиманки», за пять – до «Остоженки» и «Российской» и за девять – до второго на памяти Глебыча пришествия из ирреала станции «Маросейка».