Скромный герой

Фелисито вышел на улицу, на ходу застегивая жилет, затягивая узел галстука, поправляя шляпу. Его снова донимала жара, угнетала всегдашняя уличная толчея в центре. Многие прохожие узнавали коммерсанта, приветствовали его или шушукались за спиной, тыкали пальцем. Другие фотографировали его на свои телефоны. Фелисито решил зайти в «Транспортес Нариуала», узнать, какие там новости. На часах было пять вечера. Пресс-конференция в комиссариате начинается в шесть. Всего лишь час, а потом новости вспыхнут как порох. Они разорвутся на радио и в Интернете, распространятся через блоги и электронные выпуски газет, прозвучат в телевизионных сводках. Он снова станет самым популярным гражданином Пьюры. «Обманутый любовницей и собственным сыном». «Его пытались шантажировать сын и любовница». «Паучками оказались его сын и его возлюбленная, к тому же у них был роман!» У Фелисито голова пошла кругом, когда он представил себе заголовки и карикатуры, на которых он будет изображен самым комичным образом, с рогами до небес. Вот ведь сволочи! Беспамятные, неблагодарные! На Мигеля он злился гораздо меньше, поскольку благодаря шантажу с паучком его подозрения подтвердились: это не его сын. Кто же его настоящий отец? Да знает ли это сама Хертрудис? В те времена любой постоялец гостиницы мог ее отыметь, так что на это отцовство кандидатов было предостаточно. Ну что же, ему теперь нужно расстаться с женой? Развестись? Фелисито никогда ее не любил, однако теперь, по прошествии стольких лет, он даже злиться на нее не мог. Она не была плохой женой: все это время Хертрудис вела себя безупречно, посвящая жизнь исключительно дому и своей религии. Конечно, новости о паучке ее потрясут. Фотография Мигеля в наручниках, упрятанного в тюрьму за то, что шантажировал собственного отца (а еще наставил ему рога, закрутив с его любовницей), — не каждая мать способна такое вынести. Хертрудис будет плакать и бегать за утешением в собор к священникам.

С Мабель дело обстояло сложнее. Когда Фелисито думал о ней, желудок его сводило судорогой. Мабель была единственной женщиной в его жизни, которую он по-настоящему любил. Он давал ей все: дом, деньги, подарки. Свободу, которую никакой другой мужчина не предоставил бы женщине, находящейся у него на содержании. И все затем, чтобы она улеглась в койку с его сыном! Чтобы, снюхавшись с этим подлецом, она его, Фелисито, шантажировала! Нет, он ее не убьет, даже не вмажет как следует по этой лживой мордашке. Он больше никогда не станет с ней встречаться. Пусть зарабатывает на жизнь блядством. Вряд ли ей удастся отыскать такого достойного любовника, каким был он.

Вместо того чтобы идти на работу по улице Лимы, Фелисито возле Подвесного моста свернул на набережную Эгигурен. Там было меньше народу, и коммерсант чувствовал себя спокойнее: здесь его не так часто узнавали и показывали пальцем. Фелисито вспомнил старые хибарки, стоявшие на набережной, когда он был подростком. Одна за другой они рушились от соединенных усилий Эль-Ниньо, дождей и разлива реки: однажды она вышла из берегов, и от квартала ничего не осталось. Белые не стали восстанавливать хижины: они как ни в чем не бывало построили себе новые дома в Чипе, подальше от центра.

Что же ему теперь делать? Продолжать работу в «Транспортес Нариуала»? Бедный Тибурсио. Вот уж кому придется тяжело. Брат Мигель, к которому он всегда был так привязан, оказался преступником, который угрожал отцу и действовал заодно с его возлюбленной! Тибурсио — очень хороший парень. Умом, может быть, и не блещет, зато правильный, обязательный, неспособный на такую подлость. Эта новость его раздавит.

Река Пьюра сильно вздулась, в воде бултыхались ветки, бутылки, бумажные и пластиковые пакеты. Вода сделалась грязно-бурой, как будто наверху, в горах, случился оползень. Желающих искупаться не наблюдалось.

Когда Фелисито поднялся с набережной на проспект Санчеса Серро, он решил не заходить в контору. Было уже без пятнадцати шесть, а журналисты, как только узнают новости от капитана Сильвы, слетятся в «Транспортес Нариуала», точно мошкара. Лучше уж он укроется дома, запрет входную дверь на замок и несколько дней просидит безвылазно, пока буря не уляжется. От одной мысли о скандале по его спине начинали ползать холодные змейки.