Скромный герой

Фелисито глубоко вздохнул. Его жена не сдвинулась ни на миллиметр и даже ни разу не сморгнула. Она казалась каменным изваянием. Невидимая глазу мошка принялась жужжать где-то в комнате, натыкаясь на стены и потолок. Сатурнина поливала цветы в саду, и было слышно, как вода из лейки капает на землю.

— Я хочу сказать, что вы с матерью меня обманули. — Фелисито отчетливо проговаривал каждый слог. — Еще тогда, в «Рожке». Теперь мне это уже не важно. Прошло много лет, и, уверяю, для меня сейчас не имеет значения, что вы с Атаманшей запудрили мне мозги. Единственно, что мне нужно, чтобы спокойно умереть, — это твое подтверждение, Хертрудис.

Фелисито замолчал в ожидании. Она сидела в той же позе, бездвижно, однако муж заметил, что домашняя тапка на ее левой ноге слегка сместилась вправо. По крайней мере там сохранялась какая-то жизнь. Через некоторое время Хертрудис разомкнула губы и произнесла несколько слов, больше похожих на урчание в животе:

— Что тебе подтвердить, Фелисито?

— Что Мигель не мой сын и никогда им не был, — ответил он, чуть повысив голос. — Что ты уже была беременна от другого, когда тем утром в пансионе вы с Атаманшей вызвали меня на разговор и убедили, что отец — я. После заявления в полицию, чтобы заставить меня на тебе жениться.

Закончив говорить, Фелисито почувствовал мерзкую тяжесть в желудке, как будто съел что-то несвежее или выпил перебродившей чичи.

— Я думала, что отец — ты, — совершенно спокойно ответила Хертрудис. Она говорила без раздражения, так же рассеянно, как всегда говорила обо всем, за исключением религии. И вот, надолго замолчав, она добавила все так же равнодушно и незаинтересованно: — Ни я, ни мама не собирались тебя обманывать. Тогда я была уверена, что отец детеныша, которого я ношу в пузе, — это ты.

— А когда ты поняла, что ребенок — не от меня? — Возбуждение Фелисито уже начинало переходить в ярость.

— Только когда Мигелито родился, — произнесла Хертрудис, и голос ее ничуточки не дрожал. — Когда я увидела, что он такой беленький, с ясными глазками, светлыми волосиками. Это никак не мог быть сын чоли из Чулуканаса.

Женщина замолчала, но продолжала невозмутимо смотреть мужу в глаза. Фелисито почудилось, что Хертрудис говорит с ним как будто из-под воды или через поверхность тяжелой хрустальной вазы. Он чувствовал, что их разделяет нечто прозрачное, но непреодолимое, хотя они и находились лишь в метре друг от друга.

— Вот уж действительно сукин сын, — пробормотал он сквозь зубы. — А ты поняла тогда, кто был настоящим отцом мальчика?

Хертрудис вздохнула и пожала плечами — этот жест мог означать как безразличие, так и усталость. Она покачала головой.

— Сколько же парней в «Рожке» ты обслужила, че гуа? — Горло у Фелисито сдавило комом, теперь ему хотелось покончить со всем разом.

— Всех, кого мама подкладывала мне в постель, — медленно и раздельно просипела Хертрудис. Еще раз вздохнула и с видом бесконечной усталости уточнила: — Со многими. Не только с нашими жильцами. Иногда они приходили с улицы.

— Их тебе Атаманша подкладывала? — Ему было трудно говорить, в голове звенело.

Хертрудис оставалась неподвижным расплывчатым силуэтом без четких граней, руки ее были по-прежнему сцеплены. Она смотрела на мужа прямым отсутствующим взглядом, спокойным и ясным, а взгляд Фелисито все больше замутнялся.

— Она их выбирала, она же с них и получала — не я, — добавила женщина чуть изменившимся голосом. Теперь ее слова были не только констатацией, но и вызовом. — Кто мог бы стать отцом Мигеля? Не знаю. Какой-нибудь белый, один из тех гринго, что останавливались в «Рожке». Возможно, один из югославов, приехавших подработать на ирригации Чиры. По выходным они отправлялись в Пьюру, чтобы напиться, заглядывали и в наш пансион.

Фелисито жалел, что завел этот разговор. Неужели он ошибся, вытащив наружу вопрос, который всю жизнь преследовал его, словно тень? Теперь этот вопрос висел здесь, между ними, и Фелисито не знал, как от него избавиться. Он сделался великой помехой, захватчиком, который никогда уже не покинет их дом.

— Скольких мужиков подложила к тебе в постель Атаманша? — рявкнул Фелисито. Он был уверен, что в любой момент или упадет в обморок, или проблюется. — Всю Пьюру?

— Я не считала, — беззлобно, с презрительной улыбкой ответила Хертрудис. — Но раз уж тебе интересно знать, повторяю: их было много. Я предохранялась, как могла. Тогда я об этом знала не много. Я думала, что ежедневное спринцевание мне поможет, — так мне сказала мама. Но с Мигелем что-то вышло не так. Может быть, по моей неосторожности. Я хотела сделать аборт, в нашем квартале жила вроде как колдунья, Бабочка ее звали — ты, может, слыхал. Но Атаманша мне не разрешила. Ей втемяшилось в голову выдать меня замуж. Я тоже не хотела выходить за тебя, Фелисито. Я всегда знала, что рядом с тобой мне счастливой не быть. Это мама меня заставила.