Скромный герой

Исмаэль Каррера говорил около часа, Ригоберто его почти не перебивал (только несколько раз уточнил отдельные детали). Он слушал друга, удивляясь его памятливости: Исмаэль без малейших колебаний, точно снимая слои палимпсеста, обнажал перед ним месяц за месяцем историю всех предложений и встречных предложений. Ригоберто был поражен. Ему казалось невероятным, что столь масштабную операцию провели в величайшей тайне и даже он, главный управляющий, ничего не заподозрил. Встречи сторон проходили в Лиме, Триесте, Нью-Йорке, Милане; в них участвовали руководители компаний, адвокаты, советники, доверенные лица и банкиры из нескольких стран, однако были исключены почти все перуанские служащие Исмаэля Карреры и, разумеется, Мики и Эскобита. Эти двое, получившие свое наследство вперед, когда дон Исмаэль выгнал их из фирмы, уже продали немалую часть своих акций, и только теперь Ригоберто узнал, что их выкупил через подставных лиц сам владелец компании. У гиен до сих пор оставался небольшой пакет акций, и им предстояло превратиться в младших (на самом деле ничтожных) компаньонов перуанского филиала «Assicurazioni Generali». Как они отреагируют? Исмаэль презрительно пожал плечами: «Плохо, конечно же. Ну и что? Пусть себе вопят. Продажа была выполнена с соблюдением всех национальных и международных формальностей. В надзорных органах Италии, Перу и Соединенных Штатов были получены разрешения. Соответствующие налоги выплачены до последнего сентаво. Сделка прошла и помазание, и соборование».

— Как тебе кажется, Ригоберто? — Исмаэль Каррера завершил свое объяснение. Он вновь раскинул руки, как комедиант, ожидающий аплодисментов от публики. — Я до сих пор жив и дееспособен, я все еще деловой человек?

Ригоберто кивнул в ответ. Он совсем растерялся и не знал, что сказать. Старый друг смотрел на него улыбаясь, довольный собой.

— Вот уж действительно, ты не перестаешь меня изумлять, Исмаэль, — произнес наконец дон Ригоберто. — Я вижу, ты переживаешь вторую молодость. Это Армида тебя воскресила? До сих пор в голове не укладывается, что ты с такой легкостью расстался с компанией, которую твой отец основал, а ты прославил, вкладываясь своей кровью, потом и слезами на протяжении полувека. Звучит нелепо, но мне сейчас больно, как будто я лишился чего-то своего. А ты — веселишься, точно пьяный.

— Решение далось мне не так легко, — уточнил Исмаэль с серьезным видом. — Поначалу я сильно сомневался. И горевал, конечно. Однако при нынешнем состоянии дел это было единственным решением. Если бы у меня имелись другие наследники… в общем, не надо о грустном. Нам с тобой прекрасно известно, что стало бы с компанией, если бы ее унаследовали мои сыновья. Они бы ее быстро потопили — петух не успеет прокукарекать. В лучшем случае они ее продали бы по дешевке. А в руках у итальянцев компания будет жить и процветать. Ты получишь свою пенсию без всяких вычетов и даже с надбавкой, старик. Это уже оговорено.

Дону Ригоберто почудилось, что улыбка его друга сделалась печальной. Исмаэль вздохнул, взгляд его затуманился.

— Что же ты будешь делать с такими деньжищами, Исмаэль?

— Доживать мои последние годы в счастье и спокойствии, — тотчас ответил он. — Надеюсь, еще и в добром здравии. Потихоньку наслаждаться жизнью рядом с женой. Лучше поздно, чем никогда, Ригоберто. Тебе, как никому другому, известно, что я всегда жил, чтобы работать.

— Гедонизм — хорошая философия, Исмаэль. К тому же я сам ее исповедую. До сих пор в моей жизни мне удавалось быть гедонистом лишь наполовину. Однако я надеюсь последовать твоему примеру, когда близнецы оставят меня в покое и мы с Лукрецией сможем совершить давно задуманное путешествие по Европе. Она очень расстроилась, когда из-за нападок твоих сыночков нам пришлось переменить планы.

— Я же сказал: завтра я этим займусь. Это первый пункт в моем расписании, Ригоберто, — пообещал Исмаэль, вставая. — Я позвоню тебе после встречи в конторе Арнильяса. А потом мы назначим дату для совместного обеда или ужина, с Армидой и Лукрецией.