Их называли бандитами, потому что ради выживания они воровали и грабили, хотя все добытое тратили на дело: на листовки и плакаты, на тайные собрания, на пропитание. Но многие жители так стремились поддержать партизан едой, нужными вещами и информацией, что командиры из осторожности запретили контакты с местными.
Народ любил партизан.
Разумеется, в прессе не освещались победы повстанцев, и у Давида кровь вскипала от того, что вести об их подвигах передавались только из уст в уста, а газеты о них помалкивали, словно они были призраками, невидимками.
Поэтому было так важно, чтобы люди знали, что вооруженное сопротивление не заглохло. В сорок пятом году, когда отмечался юбилей государственного переворота, Давид распространял листовку, подготовленную другой группой партизан, где говорилось:
Юный патриот! Ты, кто 18 июля 1936 года решил выйти на борьбу с предателями Республики, не можешь оставаться в стороне и забыть о титанической борьбе партизан. Они призывают тебя освободить Испанию от палача Франко, присоединившись к партизанам.
18 июля 1945 г.
Партизанская группа Сантандера.
В горах поблизости от Потеса действовал партизан по имени Хуанин. С сорок третьего года он перебирался из одного горного района в другой, словно кантабрийский Робин Гуд. О его ловкости и неуловимости, отчаянной храбрости и веселом нраве ходили легенды. Хуанин был примером для всех, включая Давида. Но время шло, и постепенно партизанское движение хирело, отряды распадались, исчезали. К 1948 году на реальную политическую поддержку партизанам рассчитывать не приходилось, так что становилось все сложнее оправдывать пребывание в горах такого количества мужчин и горстки отчаянных женщин.
Давид, к тому времени сытый по горло бесплодной борьбой и жизнью беглеца, решил отказаться и от партизанской романтики, и от жажды мести. Надо дать себе шанс. Ему было двадцать четыре года. Настало время создать семью. Отношения с Кончитой пережили уже многое, и взлеты, и падения, наступила неопределенность. Пусть девушка и придерживалась левых взглядов, но в конце концов устала от такой призрачной жизни, и Давид пообещал, что летом они подадутся во Францию. Он поговорил с отцом, попрощался с ним и сестрами. Ему следовало соблюдать осторожность, ведь он уже два года числился в полицейской базе.
Когда Давид сказал Бенигно, что уезжает во Францию, где они с Кончитой наконец поженятся, отец не мог сдержать вздоха облегчения. Слава богу. Сын больше не будет прятаться в горах, скрываться от полиции. Все наладится. Сын женится и обоснуется во Франции. Старшая дочь служит в Торрелавеге, а младшая – в Убиарко. Через неделю Хана вернется на работу в гостиницу “Голубой дом”.
Давида удивило, что Клара не в Торрелавеге, а с Ханой в Убиарко, но выяснилось, что ей дали отпуск, пока господа Онгайо в Уругвае. Он счел очень благородным со стороны Клары ее решение помочь младшей сестре, хотя могла бы наслаждаться бездельем в пустом господском доме.
Давид отправился в Убиарко – надо было попрощаться с сестрами. Его сопровождал Однорукий, который продолжал партизанить, но спустился с гор, чтобы наведаться к дантисту – тайному коммунисту, лечившему зубы партизанам. Передвигаться следовало осторожно, хотя полиция вряд ли стала бы искать их в тех краях.
Переодевшись крестьянами, они отправились в Убиарко пешком, так что добрались до цели лишь к ночи. Отсидеться решили в одной из пустующих рыбацких хижин поблизости от “Голубого дома”, где, казалось, никогда живой души не бывало – только снасти, удочки и сети.
Давиду пришла в голову шальная мысль, что они могут разведать, в какой комнате спят сестры, и разбудить их, напугать, совсем как в детстве. Они с Одноруким залегли в поле и терпеливо ждали, укрытые ночной мглой и высокой травой. Они болтали, перекусили хлебом с вином, покурили, наслаждаясь приятным теплом, наступившим после дождливой весны.
Наконец шумный ужин в доме закончился, суматоха сменилась тишиной, осталось дождаться, когда погаснут последние огни, но в одной из комнат свет все горел. Прождав достаточно долго и обсудив все политические темы, они решили подобраться к гостинице поближе. Да так и замерли. Клара и Хана тащили к пропасти какой-то мешок. Было слишком темно, чтобы толком что-то разглядеть. Это точно они? Голосов не слышно.
А вдруг не они? Да точно они. Господи боже, да Клара вся в крови. И вся одежда Ханы в темных пятнах. Первым порывом Давида было кинуться к сестрам. Но Педро Однорукий его резко осадил. Они партизаны. Откуда им знать, что происходит сейчас в доме? А вдруг засада? Или их кто увидит и выдаст? Может, там не только слуги? Давид-то скроется во Франции, но Педро никуда не собирается. Он подумывает спуститься с гор, просто надо понять, как и когда.