Скрытая бухта

Ривейро уже чувствовал острую потребность в дозе кофеина. Сегодня он поднялся особенно рано. Попрощался с женой Рут, оставив ее досыпать, она что-то неразборчиво и нежно пробормотала. И отправился к причалу в Суансесе, надо было успеть до семи утра. С собой он прихватил кофе с молоком и пару собаос[7], которые его жена всегда покупала в легендарной лавочке “Каса Борона” в Торрелавеге. Для него это были самые лучшие собаос на свете, они возвращали его в детство, в дом бабушки и дедушки, которые жили в Веге-де-Пас, куда из “Каса Борона” регулярно привозили выпечку. Доносящийся из лавки аромат свежеиспеченных кесадас-пасьегас

[8] плыл по улице, Ривейро от этого манящего запаха почудилось, что он вновь сидит на коленях у матери, а вокруг расстилаются душистые горные луга Веги-де-Пас.

Но тем ранним утром, сидя в патрульной машине, он не позволил воображению перенести его в детство; сосредоточенно доедая свой завтрак, он цепко наблюдал за пристанью. Это был длинный пирс, он начинался у Пляжа Риверы, там, где река Сан-Мартин-де-ла-Арена впадала в Кантабрийское море, и тянулся далеко в бухту, отделяя Ракушечный пляж от марины. Как и лейтенант Редондо, Ривейро знал, что люди склонны цепляться за рутину как за гарантию надежности, порядка и уверенности, а потому, если между семью и девятью в утро убийства здесь произошло нечто необычное, кто-то наверняка обратил на это внимание. Но этот кто-то

решил ничего не сообщать полиции. Что вполне объяснимо, мало кому охота усложнять себе жизнь, напрашиваясь на проблемы. Но Валентина Редондо была убеждена, что хоть кто-то да должен был находиться поблизости в это время – заниматься спортом, развозить хлеб, выгуливать собаку. И потому она отправила Ривейро выяснить все.

До восьми утра Ривейро не увидел ничего интересного, разве что несколько рыбацких лодок вышли в море, да какие-то юнцы уныло брели со стороны пляжа явно после затянувшейся до утра вечеринки. И куда только смотрят их родители, сегодня даже не выходной, а они совсем еще мальчишки. Хотя, может, это просто он стареет и становится консервативнее, но мир явно сходит с ума. Он вспомнил о своих детях, которым было семь и девять, и поежился. У старшего сына вот-вот первое причастие, воспримет ли он те принципы, которые они с женой пытаются ему привить? И поможет ли им в том религия? Или новому поколению она вовсе не нужна? Помнится, он полистал катехизис сына и подумал, что в современном мире от таких книжиц мало проку.

Ривейро отогнал эти мысли и сосредоточился на деле, из-за которого поднялся ни свет ни заря. Вокруг были только отели и рестораны, а в столь ранний час они закрыты. Ему не давал покоя один вопрос: как могло случиться, что никто не слышал выстрела? В этот тихий, блаженно-сонный час он должен был прогреметь. Убийца использовал глушитель? Пока это установить не удалось.

Ривейро прочесал взглядом окрестности. Ближайшее заведение – ресторан “Хижина”, со стеклянной стеной, выходящей на причал. Но в воскресенье в это время ресторан наверняка не работал.

Чуть подальше – пансион “Ракушка”, маленькое здание лимонного цвета, и гостиница “Сорайя” – полная противоположность “Ракушки”, массивный бело-синий особняк. Ривейро решил дождаться девяти и поспрашивать постояльцев этих отелей, не видел или не слышал кто чего-то необычного. Может, стоит заглянуть и в отели, что стоят уже в стороне от пристани, – “Сидней” или “Причал”. А затем ему предстоит побеседовать с детьми погибшего, пусть у них уже взяли показания. Нужна хоть какая-то зацепка, любая связь между Педро Саласом и виллой “Марина”.