Скрытая бухта

Ривейро почувствовал, что капрал Маса улыбается. Хороший парень этот капрал из Суансеса, подумал он. А дело-то обрастает новыми деталями с тошнотворной скоростью. Если погибший в аварии действительно как-то связан с виллой “Марина”, то это точно может оказаться чрезвычайно важным, а пресса разнюхает быстро. А что, если его убили? Не многовато ли совпадений? Третий труп за неделю, если считать обнаруженный скелет. Но Ривейро сомневался, что это дело рук серийного убийцы, слишком мало времени прошло между двумя последними предполагаемыми преступлениями, да и сценарии непохожие. Разве что общий рисунок, ключевое звено – нет, не modus operandi убийцы, а связь между жертвами.

Нужно было как можно скорее связаться с лейтенантом Редондо. А пока Ривейро поспешил в Институт судебной медицины Кантабрии – следовало повидать Клару Мухику и выяснить, что могло произойти с пожилым доктором. Он не сомневался, что лейтенант одобрила бы – она не любила, когда впустую теряют время.

Когда наконец ближе к часу дня Ривейро смог дозвониться до Валентины Редондо, обоим было что рассказать. Лейтенант решила продолжить копать в Комильясе, оставила при себе Оливера Гордона, а Сабаделя отправила в Музей доисторической эпохи и археологии Кантабрии, а затем на философско-филологический факультет, где им могли что-то подсказать. Пусть Сабадель землю роет, выясняя, как индейский божок оказался в подвале виллы. Ривейро улыбнулся. Он знал, что лейтенант не особо любит Сабаделя. Они были полными противоположностями: она – образец перфекционизма, умеренности во всем, преданности работе, он же – хамоватый лентяй, с нетерпением ожидающий конца рабочего дня, чтобы сбежать на репетицию в любительской театральной труппе. Когда Ривейро только познакомился с Сабаделем, он и представить не мог, что Сантьяго Сабадель, детектив с немалым стажем, мечтает об актерской карьере. Мир не переставал удивлять сержанта.

Лейтенант одобрила решение Ривейро немедленно ехать в Институт судебной медицины, чтобы получить всю доступную информацию о новом трупе, а заодно проверить, не готовы ли предыдущие судебно-медицинские экспертизы. Валентина Редондо сказала, что ближе к вечеру надо связаться и обменяться новостями. А завтра утром, ровно в восемь, она ждет всех на летучке, чтобы обсудить уже имеющиеся находки, улики и предположения и определиться с дальнейшими действиями.

Ага, подумал Ривейро, находки, улики и предположения? Последних у него хватало. Сержант вспомнил, как холодными зимами в Веге-де-Пас они с дедом коротали вечера за игрой в домино. Ривейро не нравилось домино. Ему нравилось выстроить все двадцать восемь костяшек, начиная с белой без точек, в один ряд, а затем подтолкнуть и завороженно наблюдать, как они падают одна за другой – будто солдаты в строю, ложатся кверху белыми нумерованными половинками, в то время как черная оборотная сторона, словно побежденная, утыкается в стол. Паркуясь у Института судебной медицины, сержант размышлял: если дон Давид Бьесго умер не просто в результате несчастного случая, то эта смерть приведет к быстрому и неминуемому обрушению остальных фигур. И он знал, какая именно из костяшек пришла в движение первой, какая увлекла за собой все остальные. Костяшка под названием “Ангел виллы «Марина»”.

Дневник (7)

Луис зачарованно наблюдает за Ханой с каменного мола в порту Комильяса. Ему пятнадцать – он уже мужчина. У него худое и жилистое тело, которое от тяжелой работы мало-помалу наливается силой, кожа загорелая – того цвета, что появляется, когда солнечные лучи сливаются с морской солью. Черные волосы густые и вьющиеся, черты лица угловатые, губы тонкие, а глаза темно-синие, как штормовое море. Луис уже вернулся на берег и под мягким апрельским солнцем завершает рабочий день починкой рыболовных сетей. И он не может отвести от нее взгляда.

Юная Хана очень красива. Ей почти одиннадцать, и она играет во взрослую женщину, развешивая одежду, чтобы ее выбелило прохладное солнце их северных земель. Она босая, и кажется, что она танцует на лугу, внезапно заканчивающемся крутым берегом – отвесной пропастью. Она наделена даром красоты, но, похоже, еще не догадывается об этом. Само ее присутствие смягчает загрубевшие души. Она заканчивает развешивать белье, многократно отжав его. Она выглядит старше своих лет. Почти взрослой. Луис смотрит на нее, и время будто замирает, он забывает и о прошлом, и о насущном, он может лишь смотреть на нее, весь во власти очарования ее женственности.

Он никогда не видел, чтобы она отдыхала, хотя уже много дней за ней наблюдает. Его будоражит что-то в ее манере двигаться, в ее осторожном, недоверчивом, умудренном взгляде, под которым он чувствует себя маленьким и неуверенным. Он влюблен со всем отчаянием и безоглядностью юношеской любви.

Луис не дурак, он понимает, что еще слишком рано. Но также он знает, что время неумолимо и его час настанет. Он видит, каким глубоким делается взгляд Ханы, когда она смотрит на него, а когда им случается поболтать, только ему она улыбается.