В последний раз отец видел садовника очень ослабевшим, еле переставлявшим ноги. Его полностью поглотила мания. Он показывал отцу свои выписки из взятых в библиотеке книг о поисках бессмертия и мистических способах исцеления, о персидском алхимике, который пытался создать вещество, называемое по-арабски
Ама снова замолчала.
– Ах да! Кое-что еще: когда отец спрашивал садовника, почему он так отчаянно хочет жить, тот сказал, что не может сдаться и оставить сиротой своего девятилетнего сына. Мальчик был смыслом его жизни. Он растил сына один – жена умерла за несколько лет до этих событий. По-моему, у мальчика была еще тетя, но… Да, точно: садовник говорил, что она работает по ночам, а днем спит… – Ама вздохнула. – Кажется, мой папа никогда так и не увидел этого мальчика, но тот, конечно, видел постепенное умирание своего отца: он не мог даже еду себе готовить, ходить, ездить, а в конце концов и дышать.
Через полгода мой отец узнал, что садовник умер, так и не найдя незнакомца или тетрадь, которые, по его мнению, могли его спасти. Но пока садовник еще мог говорить, он не мог не рассказывать своему сыну о человеке по имени Сократ и о книге, указывавшей путь к вечной жизни. Папа думал, что сын садовника запомнил это на всю жизнь… Вот и все, – еще раз вздохнула Ама, словно сняв груз с души. – Эти печальные события не оставили моего отца равнодушным. Кажется, он часто о них говорил.
«Ама в трансе говорила не
Сократ действительно говорил с людьми о тетради и ее содержании. И садовник почти наверняка рассказывал сыну о своих поисках. «Но с тех пор прошло тридцать лет, – сказал я себе. – Тех событий давно уже и след простыл. Мальчик вырос, начал жить своей жизнью. Он мог переехать и оставить все это в прошлом. Скорее всего. Вероятно».
Голос Амы вернул меня к реальности:
– Я решила рассказать тебе об этом. Больше я ничего не знаю. Может быть, Папа Джо добавит что-нибудь… Он ведь себе на уме…
– Да уж, я заметил.
– Думаю, тетрадь ждет нужного человека – тебя, Дэн. Надеюсь, ты найдешь ее.
Сидя на качелях, мы молчали еще несколько минут. Кроме слов прощания, сказать было нечего.
Отъезжая от школы, я увидел в зеркало заднего вида двоих детей на покрытом пылью пятачке травы под дубом. Они ходили колесом. Я отвел взгляд и поехал дальше, глядя перед собой, в неведомое.
Глава 7
Вскоре я свернул на усыпанную гравием дорожку, ведущую к магазинчику Папы Джо. Я должен был спросить у старика, что он хотел сказать своими намеками и как ему удалось ночью исчезнуть. Оказалось, что магазинчик закрыт. Я прождал почти час, а потом уехал разочарованный, но полный решимости продолжать путь. Вряд ли Папа Джо мог поделиться со мной чем-то еще, кроме очередных загадок. К тому же я теперь был уверен, что тетрадь где-то в одном-двух днях пути на запад. Сократ упоминал и пустыню Мохаве, и Лас-Вегас. Я долил в двигатель масла и поехал по шоссе 40 и 66, направляясь в бесплодные земли Аризоны, за которыми у границ с Невадой и Калифорнией лежала пустыня Мохаве.
Иногда мне казалось, что Сократ дремлет рядом, на пассажирском сиденье.
– Ну что, Сок, – вслух сказал я, обращаясь к пыльному лобовому стеклу, за которым клубился горячий воздух, – правильно ли я выбрал направление? Теплее?
Нечего сказать, остроумный вопрос, учитывая, что раскаленная духовка пустыни как раз пыталась меня поджарить. Я опустил окно и высунул руку, но порывы горячего ветра не принесли облегчения.
Знойное марево помогало представить себя на месте Сократа: вот он, страдая от лихорадки, ищет укромное место подальше от чужих глаз, чтобы спрятать тетрадь. Но от таких раздумий меня лишь начала мучить жажда. Я проезжал милю за милей, оставляя позади плоскогорья, холмы и кактусы. Машина медленно ползла вверх по крутым склонам, а потом летела под гору сквозь полосу дождя. А затем я снова ехал по бесплодным низинам. На бескрайних равнинах Нью-Мексико и Аризоны я думал о семьях переселенцев, которые ехали когда-то в фургонах по этой негостеприимной земле.