Трудно догадаться? Пальцы правой руки инспектора напряженно уперлись в папку. Он слишком хорошо знал свою собеседницу, чтобы понять: избежать этого разговора не удастся.
– Это очевидно, разве не так? – заговорил Авраам. – Меня разозлило, что ты написала отчет о моем последнем расследовании, не сказав мне ни слова. Что ты обвинила меня в том, что я разрушил улики, что из-за меня родители Офера Шараби избежали наказания, которого, вероятно, заслуживали. Обвинила, ничего мне не сказав. А ведь мы все время поддерживали связь, Илана. Мы несколько раз разговаривали по телефону, даже когда я был в Брюсселе.
– Так из-за чего ты злишься – из-за того, что я написала, или из-за того, что ничего тебе не сказала?
Ответа на этот вопрос инспектор не знал. Он закурил сигарету и удивился, когда Лим взяла из его руки пачку и достала сигарету для себя.
– Снова куришь? – спросил Авраам.
– Не так чтобы… Хочу снова покурить с тобой.
Когда они познакомились, Илана курила больше Авраама, и совещания сотрудников в предыдущем офисе на Аялоне проходили в клубах дыма. Она бросила курить в тот день, когда погиб ее сын. Стоя у могилы, протянула полпачки «Мальборо» Аврааму со словами: «Это тебе».
– Можно я объясню, что случилось? – спросила Илана.
Инспектор кивнул и в первый раз поднял нанее глаза. Тех сигарет он в жизни не курил – пачка «Мальборо», которую она дала ему на кладбище, все еще лежала в одном из ящиков в его кабинете.
– Через несколько недель после того, как дело закрыли, когда ты уже был в Брюсселе, поступила жалоба от адвоката. Как тебе известно, они согласились на сделку с Рафаэлем Шараби по поводу его вины на том основании, что из-за небрежности нашего расследования у них нет достаточных доказательств для его преследования. Дело дошло до генерального инспектора, и он потребовал внешней проверки. Начальник округа предложил мне написать отчет. Он знает, что мы приятели, и я сказала ему, что принимала участие в расследовании, но он убедил меня, что лучше мне самой написать отчет, чем передавать это дело кому-то извне. Ты понимаешь, что это могло оказаться еще страшней? Его условие – что ты не должен быть информирован и что ты в написании этого отчета участия не примешь.
Женщина на минуту замолчала, чтобы оценить выражение лица собеседника, и снова встретилась с ним глазами. Авраам все еще молчал. На самом деле она встала на его защиту – вот что Лим пыталась ему сказать. Это был разговор двух близких людей, которые знакомы много лет, но также и двух опытных сыщиков, знающих, что, когда и как сказать, чтобы добиться цели.
– Поэтому мне и пришлось написать то, что я написала, Ави, – продолжила Илана. – Если б я стала пудрить им мозги насчет допущенных ошибок, они такое не пропустили бы. А ты знаешь, что напортачили мы немало. Так что я выложила все как есть и одновременно написала, что это ты раскрыл дело и у тебя отличный послужной список. Что всех удовлетворило.
В отчете не говорилось: «
Авраам закурил еще одну сигарету и посмотрел в открытое окно. Ему хотелось спросить Илану, почему со стола исчезла фотография ее семьи.
– Ави, – сказала женщина, – благодаря этому отчету никто в полиции больше не вспоминает ни про Офера Шараби, ни про сделку с его отцом. Это дело закрыто. И когда раскроем историю с нападением, мы прямиком обратимся к СМИ, и никто не станет попрекать тебя Офером. Теперь ты сам должен оставить его позади, а я уверена, что ты еще этого не сделал – я ведь тебя знаю! – и сосредоточиться на новом расследовании. Давай запрем его до Йом Кипура[7]
, а?Инспектор все еще не сказал ни слова.
Неужели уже никто не помнит Офера Шараби? И он один никак не выбросит его из головы? Авраам Авраам представил себе Хаву Коэн, как она в час тридцать шесть ночи заглушила на темной стоянке мотор красной «Субару», как без всякого страха вышла из машины и огляделась по сторонам. Кто-то поджидал ее за пределами зоны охвата видеокамеры. Этот человек не бросился на нее, он просто ждал. А между часом тридцатью шестью и тремя часами шмякнул ее глыбой по голове.
– Прости мне мое поведение утром, – сказал Авраам.
– Брось, ничего не случилось, – ответила Илана. – И я рада, что ты снова здесь. Начнем?