Сара попробовал поучить Шалома рисовать самолет – изобразил между голубыми черточками небес черный длинный прямоугольник, с обеих сторон которого изобразил крылья, а внутри – ряды квадратиков, должные изображать окна. Но Шалом позавидовал Эзеру, выписывающему на листке буквы. Младшему брату тоже захотелось написать письмо Джени. Какое-то время он выводил на бумаге непонятные каракули и делал вид, что пишет слова, а когда совсем устал и понял, что у него ничего не получается, попросил отца написать за него. Хаим добавил на полях красным: «
Эзер продолжал писать крупными буквами, очень медленно и сосредоточенно. Он отказался показать отцу и младшему братишке, что написал, и Хаим вдруг подумал, что, когда они вернутся из Манилы, он запишет старшего сына в рисовальный кружок или, если тот захочет, в кружок письма.
– Эзер, твои ребята из школы на какие-нибудь кружки ходят? – спросил мужчина.
Мальчик кивнул.
– Может, и ты пойдешь, когда мы вернемся назад? Хочешь?
Перед обедом Сара оставил детей ненадолго в квартире и вышел купить фарша. Позже он готовил спагетти болоньезе, и Шалом без конца прибегал к нему в кухню и гордо показывал очередной рисунок.
Самыми тихими часами в тот последний перед отъездом день было послеобеденное время.
Хаим уложил Шалома в кровать, а потом вернулся в гостиную и сел на диван возле старшего сына, который молча смотрел мультики. Он положил ладонь на мальчишкину голову, и Эзер придвинулся к нему и положил голову ему на плечо. Горечь, поднявшаяся в мужчине после разговора с матерью, как-то улеглась. Хаим знал, что делает для сыновей правильное дело, и пусть никто, даже мать, этого не понимает. Доказательством было это утро, эти часы, которые – он это знал – не забудутся. Никогда еще Сара не чувствовал такой близости с детьми, да и они давно не были такими успокоенными. Эзеру уже не нужен был другой, придуманный папа, и в том, как он сидел рядом с Хаимом, чувствовалась та же умиротворенность, что и в младенчестве, до того как он отдалился от него из-за Джени и всего, что она ему наговорила.
Сара спросил Эзера, хочет ли тот, чтобы он что-нибудь ему почитал, и, когда сын кивнул, пошел в детскую и принес оттуда книжку про мальчика, который ходил во сне. Он выключил телевизор и стал громко читать, как и несколько дней назад. Только теперь, ничего заранее не обдумав, Хаим изменил рассказ. Его сын поднял к нему свои карие глаза и вытаращил их, когда он поменял имя героя с Итамара на Эзера. Герой книги двинулся вперед и вошел в картину, висящую на одной из стен, на которой был нарисован разноцветный самолет. В придуманном Хаимом рассказе мальчик летел в самолете с папой и братом, чтобы отыскать маму, исчезнувшую в другой картине, висящей на стене в далекой стране. Когда Сара подошел к концу этой сказки, он ощутил на плече жаркое дыхание Эзера и понял, что тот заснул.
Мальчик из рассказика маму не отыскал, но нашел папу, который вышел его искать.
Ничего не формулируя в голове, Хаим вдруг ощутил, что впервые сам входит в картину своей жизни и создает собственный рассказ. Он часто ощущал, что судьба не в его руках, но сейчас все было иначе. А когда они вернутся из Манилы, жизнь и у детишек станет другой, без боли.
Сара подождал, пока Эзер не уснет покрепче, после чего осторожно поднялся и позволил сонному тельцу мягко свалиться на диван. Потом вытащил из купленной для дитячьих рисунков пачки чистый листок бумаги, достал из ящика в гостиной ручку и пошел на кухню писать письмо, якобы оставленное для них Джени.
Что сказала бы мать, если б узнала об этом?
Накануне вечером, придя к ней за детьми, Хаим расказал ей, что они на две недели едут на Филиппины, якобы чтобы побыть с Джени и вместе с ней вернуться домой. Он сказал, что, по его плану, они не найдут ее и вернутся одни. Перед этим он говорил только о том, что они уезжают во избежание полицейского расследвания. Теперь же мать посмотрела на него и спросила:
– А туда-то зачем?
И Хаим не мог объяснить ей этого – из-за того, что он рассказал ей о смерти Джени, и потому что знал: она не поймет.
– Таким будет их с ней расставание, – только и сказал он.
А мать продолжала смотреть на него, не понимая.
– Лучше, чтобы у них такого прощания не было, – заявила она наконец. – Ты их сломаешь.
Ее сын промолчал. Он не собирался отвечать, но она все продолжала, стараясь поколебать его упорство. На секунду ему показалось, что пожилая женщина просто боится, как бы во время поездки сыновья не увидели ребят, похожих на себя, и не решили, что, в общем-то, это и есть их место.
– Полиция тебя больше на допросы не вызывала, – сказала мать. – Ну и все, откажись от этой поездки. Они небось уже нашли, кто это сделал. Для детей такое расставание нездорово.
И тут Сара взорвался из-за ее упрямства и этого ее приказного тона и крикнул: