Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

Я уверена, что вопрос о месте сиблингового инцеста в теории тесно связан с аспектами генитализации. В частности, следует отметить, что хотя Сара, по-видимому, проявляет сильную зависть к пенису, а ее активная взрослая гомосексуальность и гетеросексуальность ярко выражены, ее прото-Я, или Я, которым она могла бы быть, воспринимается ею не как пенис (что обычно для бисексуальных фаллических фрейдовских детей любого пола), а как матка. О девочке-как-фаллосе писали такие авторы, как Отто Фенихель (Fenichel, 1945), ее, пожалуй, легче всего понять через лакановское понятие стадии зеркала, или «воображаемого». На этой стадии дискоординированный младенец любого пола находит свое Эго (или Я) в виде связного, целостного имаго самого себя в зеркальном отражении, на которое указывает его мать, говоря «это Джонни». Это иллюзорное Я приходит и уходит в зеркале; оно либо исчезает, либо кажется вертикальным и всемогущим, другими словами, фаллическим. Но Сара представляет себя как потерянную и найденную матку.

Балинт отказывается называть болезнь Сары или ставить ей какой-то диагноз, но она говорит, что Сара ближе к «пограничному» спектру. Если так, то эдипальные аспекты заключались бы в том, что она хотела бы остаться такой, какой ее желает видеть мать, а именно, одновременно доэдипальной и обладающей тем, чего не получила мать (фаллос), и эдипальной с тем, что отец (но не растущий ребенок) может предложить ей (опять же фаллос). Девочка, отвергающая предназначение психической женственности, которое состоит в том, чтобы стать объектом любви для ее отца, может вместо этого заставить все свое тело-эго принять образ фаллоса для своей матери (классическая позиция женской истерики). Те психоаналитики, которые поддерживают идею о том, что девочки, как и мальчики, имеют психику, которая совпадает с их биологией (фаллической для мальчиков и с внутренним пространством для девочек) и с узнаваемым другими людьми гендером, должны, соответственно, полагать, что женское Эго представлено маткой⁷. Возможно, это может быть принято как должное, как, например, делает Балинт в ее описании случая Сары, но я считаю, что этот вопрос требует дополнительного внимания. Хотя зависть к утробе матери и первичная женственность младенца являются предметом психоаналитического дискурса, матка пока еще не считается местом для структурной репрезентации самости. Я полагаю, что неспособность указать место в структуре, отвечающее за запрет на сиблинговый инцест, ведет к тому, что отсутствует теоретическое осмысление утробной саморепрезентации: у человека есть пространство, полость внутри, которая может быть заполнена или быть пустой, голодное чрево, живот/матка, анальное чрево, пространство, из которого может произойти нарциссическое партеногенетическое рождение.

Прежде чем начать рассуждать о биологической основе для психической саморепрезентации матки, я хотела бы подчеркнуть, что не уверена в том, что эта психическая саморепрезентация сексуально дифференцирована. Более того, я считаю, что как у мальчиков, так и у девочек существует стадия, когда живот/матка как выражение внутренней сущности может использоваться для саморепрезентации «внутреннего Я» независимо от гендера. Дональд Винникотт назвал это состоянием «бытия» и считал его женским; он сравнивал его с состоянием «действия», которое было «мужским». «Бытие» для обоих гендеров предшествует «действию». Однако я говорю не о состоянии, а о теле-эго, о Я или, точнее, репрезентации «меня». Я бы сказала, что такая репрезентация необходима для способности запоминать и «держать в уме», что, в свою очередь, необходимо для осознания того, что другие являются «другими». На самом деле такая репрезентация внутреннего мира необходима, чтобы существовала способность к репрезентации как таковой. Однако когда и в какой психосоциальной ситуации это происходит? Каким образом мы можем связать это с сиблинговыми отношениями и табу, которые их сопровождают?