Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

Меня давно занимал вопрос, почему именно Вторая мировая война стимулировала интенсивную работу, в ходе которой было установлено, что забота матери о своем ребенке является альфой и омегой для психического здоровья этого ребенка. «Моральное материнство» (Davin, 1978) последних десятилетий XIX века и вторая промышленная революция возложили на мать ответственность за гражданские качества ее ребенка, его образование и физическое развитие. В годы между Первой и Второй мировыми войнами, безусловно, произошла переоценка психологической роли матери. Первая мировая война, психические потери от которой были намного больше физического урона, в значительной степени способствовала пониманию того, почему во время следующей войны в середине ХХ века все прочее стало вторичным по отношению к психологическому здоровью. Войны – это коллективные травмы для большинства тех, кто воюет на фронте и находится в тылу.

Я обратилась к изучению исторического материала, который дал толчок к смещению акцента на приоритетное значение матери, в том числе отчетов о массовой эвакуации детей в Великобритании из городов в сельскую местность (Mitchell, Goody, 1999). После обнаружения негативного аспекта сиблинговых отношений, имеющих решающее значение в возникновении истерии, во время изучения материалов по эвакуации я стала задумываться о позитивном влиянии сестер и братьев. Если в психоаналитических исследованиях истерии сиблинги оказались в тени эдипового комплекса или с недавнего времени доэдипальной матери, то в отчетах о психологическом благополучии детей, находящихся в эвакуации, братья и сестры вообще не упоминались. Однако в жизни и на бумаге дела обстоят по-разному (напр.: Cary, 1947; Wolf, 1945). На днях я услышала по радио рассказ женщины о том, как ее эвакуировали. Во время размещения детей на постой женщина, открывшая входную дверь, воскликнула, что она просила только одну девочку, на что офицер, распределявший эвакуируемых по домам, ответил: «Но они сестры, и мы не могли их разлучить». Образ идущих в школу Златовласки и Медвежонка может быть символом заботы детей друг о друге во время эвакуации. Мать может укрепить этот настрой: провожая двух своих маленьких детей в эвакуацию, она оставляет на шее каждого ленту с надписью: «Не разделять». Я вновь обратилась к работам Джона Боулби, чтобы переосмыслить проблему игнорирования сиблинговых отношений.

Военная травма была приравнена к травме материнской депривации. В этом есть определенный парадокс: спасение детей от самых страшных бомбардировок заключалось в том, чтобы отделить их от семей и перенести ответственность за них на нацию и общество. Литература, посвященная эвакуации времен Второй мировой войны, изобилует ссылками на «наших» детей. Наши, «национальные» дети были всеобщими братьями и сестрами – успех эвакуации зависел от этого. Но ее неудачи связали с пропавшими матерями. При этом был упущен вопрос о том, от чего зависят хорошие и плохие отношения между сиблингами и/или сверстниками. Сиблинговые взаимоотношения оказались втиснуты в вертикальную парадигму.

Хотя изучение привязанности и ее нарушений продвигается быстрыми темпами, вопрос о том, почему разлучение с матерью порождает тревогу, не поднимается, поскольку важность роли матери считается достаточным объяснением. Боулби не стал развивать свое представление о том, что ребенок живет в страхе перед хищниками, и, как я полагаю, эта тема никого особенно до сих пор не волновала. Я считаю, что хорошая сестра или хороший брат – это трансформировавшийся хищник. Нам необходимо взглянуть на условия этой трансформации в латеральном аспекте.

Я начну с описания двух случаев, имевших место в моей жизни, и поделюсь соображениями, которые возникли, когда я перечитывала основные работы Боулби. Хотя эти случаи и их осмысление могут показаться никак не связанными друг с другом, я хочу объединить их вокруг центральной темы Боулби – «привязанность и материнская депривация», или, в моем понимании, «сепарационная тревога». Я полагаю, что «сепарационная тревога» является базовым понятием, которое постоянно нуждается в переоценке и углублении. Случаи, на которые я буду ссылаться, не являются «экспериментами» или контролируемыми наблюдениями, они не ставили своей целью верификацию или фальсификацию, они только иллюстрируют области, которые вызывают вопросы и интерес.