Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920

Насколько я помню, именно в шестидесятые годы ведущие писатели впервые воспользовались словом «интеллигенция» для обозначения тех просвещенных умов, которые искали в гуманистических идеалах и беспристрастной справедливости решение классовых проблем и исключали из социальных конфликтов всякий шовинизм, мстительность и предрассудки. Эти люди, стремившиеся к знанию как к источнику истины, а не как к средству для достижения личных успехов, стали известны как «интеллигенты», а в качестве класса – как «интеллигенция». Позднее, когда либералы сделались более многочисленны, значение нового слова расширилось и в каком-то смысле обесценилось. Сперва его стали применять ко всем, кто закончил университет или другие высшие учебные заведения. Потом им обозначали всех, получивших среднее образование, вне зависимости от их мнений и образа жизни. Наконец, так стали называть любых грамотных людей, занимавших официальную должность в городе или в деревне. Среди фельдшеров и школьных учителей было много людей выдающегося ума, пусть и получивших очень ничтожное образование. Но прекрасные люди встречались даже среди рабочих и совершенно неграмотных крестьян, и мы, искавшие в массах оправдание своей работе, обращали на них самое пристальное внимание. В семидесятые годы устанавливались не более чем пробные контакты с этой почвой, в которой были посеяны первые семена. Лишь при особенно благоприятных обстоятельствах нам удавалось познакомиться с этими элементами, которые мы считали самым ценным сокровищем страны. Цель нашего «хождения в народ» заключалась в том, чтобы они услышали нас и поняли.

Революционные настроения части интеллигенции вели к неустанным преследованиям со стороны правительства. Они ощущались всеми, но особенно сильному давлению подвергались писатели. Либеральные журналы и газеты постоянно притеснялись, а нежелательные статьи либо полностью запрещались, либо искажались цензурой до неузнаваемости. Усердные писатели, лишенные права на выражение своих мыслей и чувств, глубоко страдали. Повседневная борьба с чванливой, невежественной цензурой подрывала жизненные силы самых одаренных и искренних из наших литераторов. В то время на меня произвела глубочайшее впечатление посмертно изданная поэма Курочкина, в которой он проводил четкую разницу между «интеллигентом», пытающимся вести легальную работу, и изгоем, решившим, что работа на благо России возможна лишь при абсолютном игнорировании любых правительственных указов. Вот смысл этих стихов, которые я запомнила на всю жизнь: «Кажется, я прожил достаточно долго, чтобы понимать все вещи в мире, чтобы не выносить людям поспешный приговор и не изливать тщетные сетования на судьбу. Тяга к знаниям никогда не умирала во мне; это страстное стремление наполняло все мое существо. И все же я по-прежнему брожу во мраке беспомощности, гнева и сомнения. Я знаю лишь одну истину, терзающую разум своей фатальной ясностью: пусть тот, кто сломлен злом своих дней, не надеется на победу над вековечным злом».

Новые идеи, охватившие всю Россию в пятидесятые годы, вызвали живой отклик у молодежи шестидесятых, когда она услышала от своих вождей призыв посвятить жизнь благу народа. Белинский, Герцен, а позднее и Чернышевский стали учителями для детей третьего сословия. Дворянство передавало своим сыновьям и дочерям традиции французской революции. Поэтому молодежь была готова воспринять не только гуманистическое, но и социалистическое учение. Этим объясняется размах «хождения в народ», когда тысячи молодых людей – большинство в возрасте от 16 до 20 лет – вступили в борьбу со старым режимом, отказавшись от светской карьеры и комфортабельной жизни, которая была обеспечена им как представителям привилегированных классов. Нередко им приходилось приносить величайшую жертву – полный разрыв родственных связей. Можно без преувеличения сказать, что конец шестидесятых и первая половина семидесятых стали эпохой, породившей больше отважных и самоотверженных борцов, чем какой-либо другой период в истории революционного движения. Всевозможные учебные заведения поставляли новобранцев в революционную армию. Университеты того времени стояли на высоком интеллектуальном и нравственном уровне. В глазах общества университетские студенты были представителями наиболее прогрессивных и просвещенных слоев. Они были друзьями слабых и угнетенных, защитниками правды и справедливости. Много преданных и стойких работников также вышло из народных училищ, духовных семинарий, военных школ и женских институтов.