Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

10 марта Сегодня ночю в одной деревней застали фрицев на постели За час всех перестреляли Они под утро собрались з духом Хотели вернуть деревню но позно уже было Правда окружыли а днем мы розогнали все эти ихние попыткы»

— Здесь война пошла какая-то размеренная. Как вечер, так бой кончается. Утром снова начинается. Время обедать — немцы опять огонь прекращают. После обеда бой продолжается. Только на стратегических направлениях бои шли круглые сутки. Вначале это и нам понравилось. А что, выспаться успеваем и поесть тоже. Но канитель эту хотелось поскорее кончать.

Теперь мы воспользовались их распорядком войны по-своему: пошли в наступление ночью, когда нас меньше всего ждали. Но пока в бой не вступили, стали решать, где можно заночевать в тепле. Майор Королев достал свою карту, я ему фонариком-«жучком» подсвечиваю. Смотрим — неподалеку поселок. Решение быстрое: туда. Остановились у крайнего дома. В поселке тихо. Никого не видно. Были бы немцы, часовых выставили. Поэтому уверенно заходим в дом. А они там, голубчики, вповалку спят. Конечно, никто из них уже из этого дома не вышел. Среди немцев в поселке началась паника. Выбегают из домов и стреляют кто куда. Мы тоже прицельный огонь вести не могли — темно, можно по своим влупить. А когда несколько домов загорелось, тут уж мы стали их расстреливать. Вообще ночь — самое благодатное время для разведчика.

Ночью задачу можно выполнить лучше и, как говорили, малой кровью. Вот, к примеру, каким был самый «спокойный» рейд за «языком». Украина. Лето. Чуть светать начинало, когда мы вышли к селу. Знали, скоро кто-нибудь из местных погонит свою корову на выпас — у него обстановку и узнаем. Точно, гонит старушка. Мы к ней:

— Бабуля, ты только не шуми и не бойся. Немцев в селе много?

— Да чего ж, сыночкы, мэни своих боятыся? А нимцив богато. У кажной хати нимци.

— Нам нужен офицер… Ну, такой, в высокой фуражке, с пистолетом на боку… В какой он хате?

— Бачила. Он у той. Живе с нашею селянкой-сучарой. Вы ж и ей те ж накажить.

Охраны никакой не было. Видимо, думали, в глухомань забрались, никто их здесь не застанет. Потихоньку открываем дверь… Лежат в постели голые женщина и мужчина. А рядом с кроватью на стуле аккуратно повешена форма обер-лейтенанта. Немец сразу проснулся и что-то стал говорить по-немецки. Мы ему автомат показали, и он успокоился. А баба в крик.

— Молчи, блядюга. Ты нам не нужна. А хахалю объясни, пусть одевается.

Стал обер-лейтенант одеваться. Руки, ноги дрожат, в штанину никак ногой не попадет. Мы ему помогаем — спешить надо, пока его команда не очухалась. Пока он одевался, я ножом отхватил от его исподней рубахи полрукава, засунул в пустой кисет. Получился хороший кляп. Немец увидел его, замотал головой. Спокойно объясняем: так надо. Подчинился и на этот раз. Вывели его из хаты и бегом в лес. Забежали в заросли. Все тихо. «Ну, бабуля, дай Бог тебе здоровья!» Задача, считай, выполнена. Вот только сучару, как просила старушка, не наказали. Ну да не наше это дело. Бог ей судья…

«11 марта Удержываем все эту деревню Ночю они обратно нас окружыли а днем мы востановили старое положение Словом ночю их прыимущество а днем наше Бой идет днем и ночю и большинство рукопашные

12 марта Погнали фрицев к морю Бегут как угорелые в одной деревне остановились на ноч С Лозуковым Сережою обрабатывали немок»

— Я уже говорил: солдат на фронте живет одним днем. Вчера убили Мишу Шуралева. В какой момент убьют тебя, ты не знаешь. Может, завтра. А может, сегодня. Через час… Мы, молодые, спешили взять от этой жизни все, что еще недобрали. Даже если перед боем у тебя есть последний кусок хлеба или щепотка табака, ты обязательно съешь хлеб и докуришь табак. Хотя здесь была и другая причина. У убитых, как правило, еще на поле боя забирали продукты и курево. Поэтому мы рассуждали так: пусть лучше ничего при тебе не будет, чтобы тебя мертвого никто не обшаривал…

«13 марта Движемся все дальше Уже недалеко Балтийское море Ночю обратно с Сережею с немками воевали Здесь комедия получилась Мне прышлось целый час работать Ой устал же будь ты проклята