Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники

Конечно, Верочка не совершала никаких проступков, за которые могла понести строгое наказание, она просто развлекала себя и других. И ей это вполне удавалось.

Особенно часто она развлекала нас таким образом. У нее была уникальная способность — влюбляться. Сразу, «с разбегу», как говорила сама, и так же сразу разлюбить. Помню, как вбегала она в общежитие и кричала нам в восторге: «Ой, девчонки! Какого парня я встретила!» И начиналось перечисление его достоинств. Конечно, он был необычайно красив, умен, талантлив, добр, храбр и прочее. Узнала она обо всем этом буквально за какой-нибудь час. Заверяла, что не может без него жить. Любовь, так сказать, с первого взгляда, с первого вздоха. И совсем неважно, что этот необыкновенный красавец даже не догадывался о ее чувствах и, бывало, не знал о ее существовании. Но проходила эта эйфория чувств на второй или третий день. С таким же пылом наша Верочка развенчивала своего кумира, начинала приписывать ему грехи всего мужского населения Земли. Клялась и заверяла нас: «Да чтоб я еще раз на кого-нибудь посмотрела…» Но этой клятвы хватало на очень короткий срок. И повторялось все сначала, только с еще более горячими заверениями в том, что «это совсем, совсем другое…».

Мы не принимали всерьез ни одно из многочисленных ее увлечений, да и она сама к ним относилась скорее как к незначительным эпизодам. Словом, увлекающаяся, ищущая приключений натура.

С Верочкой случались невероятные истории. Как-то раз довелось ей дежурить часовым у какого-то объекта — «стоять на посту». Ночь была темная, хоть глаз выколи. Такие ночи часто бывают на Украине. И вот охраняет она этот объект и слышит шаги. «Стой, кто идет?» — окликает она. В ответ — молчание. А шаги, медленные и тяжелые, все ближе и ближе. Она опять: «Стой! Стрелять буду!» Темнота, молчание, а шаги совсем рядом. Что делать? «Я от страха присела, — рассказывала потом Верочка, — и на фоне неба вдруг увидела прямо перед собой корову!»

Шуток по этому поводу было предостаточно. Сначала она сердилась, а потом выбрала правильную тактику — смеялась вместе со всеми.

Но однажды Верочка чуть не доигралась. Слава Богу, обошлось, а могло бы трагически окончиться для кого-то из нас.

Охраняла она на сей раз наш узел связи. Естественно, ночью. Дело было летом. Окна домика, где располагался узел связи, были распахнуты, и Верочка с винтовкой вертелась около открытых окон. Стоять спокойно она вообще не умела, а тут свои девчата, начальство далеко — все условия для приятного времяпровождения. Хохочет, прыгает, вертится. Мы — зрители, наблюдающие из окон.

И вот она, вытянув руки, начинает жонглировать-манипулировать тяжелой винтовкой. Она, естественно, по законам физики вырвалась из рук, отскочила, ударилась обо что-то и — прозвучал выстрел! Конечно, никто такого не ожидал, оттого испуг наш был во много раз сильнее, чем от обычного выстрела.

Выстрел в военное время, да еще ночью — сигнал тревоги. А что за этим следует, можно представить. Немедленно появился отряд, поднятый по тревоге. Перепуганную насмерть часовую увезли куда-то. Но и на сей раз обошлось. Тому способствовали обстоятельства. Наутро наша часть срочно снялась с места, и мы уехали на другой участок. Обстановка на фронте осложнилась, и Верочкина шалость отошла на задний план.

Ох, Верочка-хохлушка! Я уже говорила, что она вообще ничего не боялась. Мы заражались ее оптимизмом. Помню, как-то шли на дежурство лесной опушкой в соседнее село, и обстреляли нас из лесу бандеровцы. В таких случаях мы, естественно, падали на землю, искали какое-то укрытие — бугорок или ямку. А Верочке хоть бы что! Она прыгала, кривлялась, кричала бандеровцам в лес проклятия, ругала их на чем свет стоит! И это ей сходило!

Она твердо заявляла нам, что знает свою судьбу: ей в этой жизни предстоит нарожать штук пять-шесть деток! Так что умирать она не собирается. Всегда любила петь: «Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела…»

И в самом деле, демобилизовавшись после войны, уехала она в свою родную Украину и нарожала деток. Таких же, наверное, веселеньких.

Наш старшина и повар Филипп

Нам очень повезло со старшиной. Этот добрейший человек прошагал и проехал с нами от Сталинграда до Восточной Пруссии.

Среднего роста, плотный, крепкий, подтянутый и очень подвижный. Нос — пуговка, глаза — щелочки, а вот голос! О! Настоящий командирский голос! Команды отдавал он четкие, ясные, уверенные. И мы их выполняли четко и беспрекословно.

До сих пор слышу его голос по утрам, особенно когда не хочется вставать: «Подъем!» — и сразу вскакиваю.