Скрытые пружины

Но надо признать, что в Хиддэн-мэнор и вправду творилось нечто странное. Никогда ещё после припадка мать не проводила так много времени в постели, не желая никого видеть. Разлука с нею наполняла моё сердце печалью и тоской, и похожие чувства я ловила во взгляде отца, когда он входил в столовую перед обедом и бросал грустный взор на её пустое кресло. Она словно покинула нас, не покидая при этом Хиддэн-мэнор, выбрав для своего затворничества пропахшую лауданомом спальню, из окон которой было видно дорогу, ведущую к Лидфордскому ущелью, и кромку Уистменского леса.

Неизвестно, сколько бы ещё продлилась эта ситуация, наполнявшая весь дом гнетущей атмосферой, но в один из хмурых дней (кажется, в начале апреля), перед парадным крыльцом Хиддэн-мэнор остановился знакомый экипаж и в холле, будто чудесная фея, возникла моя обожаемая тётушка Мод. Оцепенев от такой неожиданной радости я, стоя на лестнице, с трепетом наблюдала, как из-за её пышных юбок появляется кузина Элизабет и простирает ко мне руки, сияя искренней улыбкой.

От восторга я потеряла дар речи – пока мы ожидали, когда мать приведёт себя в порядок и спустится к нам, я могла лишь односложно отвечать на вопросы тётушки Мод и разглядывать её удивительный туалет. Кузина Элизабет была одета чуть скромнее, но яркие муаровые ленты в её волосах и затейливое кружево на воротничке платья показались мне восхитительным оперением райской птицы.

Разворачивая подарки, которые тётушка вручила мне с ласковой улыбкой, я с трудом сдерживала радостные возгласы, рвущиеся из моей груди. Никогда ещё я не получала такие чудесные дары, да ещё упакованные в нежнейшую, будто замшевую бумагу с лёгким цветочным ароматом. В числе подарков были новые книги, два платья из тонкого муслина, невесомые, словно белоснежная паутинка, перчатки, миниатюрные дамские часики на длинной цепочке и великолепная лакированная музыкальная шкатулка, крышка которой была украшена искусной резьбой. (К музыкальным шкатулкам и прочим механическим заводным игрушкам моя тётушка питала особое пристрастие. Её дом в лондонском пригороде, куда я отправлюсь спустя год с небольшим после описываемых событий, оказался наполнен превосходными образчиками музыкальных ящиков и табакерок).

Ошеломлённо взирая на всё это богатство, я поблагодарила тётушку с такой горячностью, что та неловко опустилась на колени и порывисто поцеловала меня в лоб, на мгновение крепко сжав в ласковых объятиях.

– Ох, Маргарет, я так счастлива, что тебе пришлись по душе эти безделицы, – проговорила тётушка Мод, растрогавшись. – Нет большего удовольствия, чем одаривать такую благодарную малышку, как ты! Между прочим, у Элизабет тоже есть для тебя подарок. Она вручит тебе его после…

В этот момент тётушка резко замолчала, на её побледневшем лице появились испуг и растерянность. Проследив за её взглядом, я тоже испытала некоторую дрожь.

В дверях безмолвно стояла моя мать, закутанная в плотную шаль. Её потускневшие за время затворничества волосы находились в полном беспорядке и больше напоминали воронье гнездо, чем причёску благовоспитанной леди. Глаза ввалились, а тёмные тени вокруг них придавали её взволнованному взгляду лёгкое безумие. Тонкие пальцы проделывали множество мелких суетливых движений, которые она, как это казалось со стороны, вряд ли осознавала.

– О, дорогая моя! – тётушка Мод вскочила на ноги и поспешила к сестре, на ходу раскрывая ей свои объятия. – Я и не знала, что ты больна. У тебя измождённый вид. Тебе не стоило покидать свою постель.

Элизабет нашла мою руку и стиснула её горячей ладошкой, а затем, обратив ко мне встревоженный взгляд, начала проникновенную и сочувственную речь, имеющую своей целью утешить меня. Впервые добросердечие кузины не вызвало во мне благодарной признательности, так как я с превеликим старанием пыталась разобрать то, о чём говорили моя мать и тётушка Мод.

Не бросив на меня даже взгляда и не поприветствовав кузину Элизабет, как того требовали правила приличия, мать объявила хриплым надтреснутым голосом:

– Мод! Ты будешь удивлена! Случилось кое-что… – Её потрескавшиеся бескровные губы растянулись в подобии слабой улыбки, и она почти выкрикнула: «У меня есть известие!»

Звонкий ручеёк утешительной речи Элизабет всё никак не иссякал и, как я не прислушивалась к дальнейшей беседе, её содержание осталось для меня тайной. Я лишь увидела, как тётушка Мод вынула из крохотного ридикюля пухлый конверт без единого почтового штемпеля. В ту же секунду лицо матери потеряло свою нездоровую бледность, вызванную меланхолическим недомоганием, и расцвело пунцовым румянцем. Меня же, будто предчувствие грядущих трагических перемен, пронзил озноб.

Глава 6