В этот момент все присутствующие в комнате замерли и уставились на меня, перестав жевать, только седовласый господин продолжал шумно прихлёбывать чай. От звука глотательных движений, которые он производил, и пристального внимания ко мне со стороны такого большого количества людей я совсем растерялась и почувствовала, как пунцовый жар заливает мои лицо и шею. До меня наконец дошло, что утренняя ложь, целью которой было привлечь внимание матери, теперь вряд ли обойдётся без последствий. В моём сознании промелькнула мысль о том, чтобы признаться во всём и объяснить, что я выдала за реальные события плоды своего воображения, но, представив огорчение матери и её разочарованный взгляд, обращённый ко мне, я ужаснулась и ещё больше покраснела.
– Я вижу Белую Леди уже давно, – пробормотала я, чувствуя, как меня начинает мутить от запахов плесени и розового масла, витавших в гостиной. – Она плакала за деревом, и мне стало её жаль.
Леди в розовом закивала, отчего её обширный подбородок затрясся, и уверенным тоном прокомментировала:
– Так-так, неупокоенная душа сама искала контакт. В этом случае всё намного проще.
– А ты не испугалась, когда увидела Белую Леди и почувствовала её зов? – вступила в разговор ещё одна дама, своей худощавостью и бесцветностью сама напоминавшая призрак.
– Нет, не испугалась, – помотала я головой. – Но я помню, что мне стало холодно. И в животе появилось какое-то странное ощущение.
Все удовлетворённо закивали головой и начали тихо перешёптываться, поглядывая на меня.
– Это была всего лишь игра! – попыталась я найти путь к отступлению, но меня уже никто не слушал.
Лицо матери разгладилось и она воскликнула, похлопав меня по плечу:
– Маргарет удивительный ребёнок, не правда ли?
От похвалы я не смогла сдержать счастливую улыбку и опустила голову ниже, опасаясь, что присутствующие разгадают мою тайну. Все начали возбуждённо переговариваться, а я, получив передышку, слезла со стула и встала за спиной у матери, сидевшей с ликующим видом у камина.
Немного успокоившись и обнаружив, что более никто на меня не смотрит, я снова ощутила угрызения совести из-за своего обмана, который непостижимым для меня образом привёл ко всем последующим трагическим событиям. Тот вечер положил начало серьёзному разладу между моей матерью и отцом, и если бы я тогда могла знать, чем обернётся для всех нас моя невинная ложь, то скорее бы согласилась остаться на всю жизнь безгласной, чем произнести ещё хоть одно слово.
Но перед сном мать пришла ко мне в комнату и была со мной так ласкова и мила, что мрачные мысли мгновенно улетучились из моей головы. Взяв с меня обещание никогда не рассказывать о событиях этого вечера отцу, она сказала, что отныне мы связаны нерушимыми узами общей тайны, и это наполнило мою душу радостной признательностью.
Глава 3
На следующий день я проснулась так рано, что опередила нянюшку Бейкер, вызвав этим её непритворное изумление.
Обычно няня, если пребывала в добром расположении духа, позволяла мне понежиться в постели и насладиться теплом перед тем, как выбраться наружу. Если же она бывала с утра раздражена перебранкой с кухонными девушками и миссис Дин (с которой время от времени у них разгоралась настоящая вражда), то безжалостной рукой сдёргивала с меня одеяло и заставляла умываться ледяной водой из кувшина, при этом зорко наблюдая за всеми моими действиями.
Одевшись и умывшись без единого напоминания с её стороны, я сейчас же направилась к комнате матери, оставив без внимания накрытый в столовой завтрак. Теперь, когда нас с матерью связывала общая тайна, я считала себя вправе претендовать на большее количество её внимания, не дожидаясь, когда она пришлёт за мной.
Мать занимала большую комнату в центральной части дома, к которой примыкали вместительная гардеробная и будуар. Частенько, когда строгий доктор запрещал мне или кому бы то ни было беспокоить мать в её нездоровье, я пользовалась, бесспорно, неблаговидным приёмом – проникала в гардеробную через неприметную дверцу, находившуюся под лестницей. Каждый раз, пробегая под ней, я ощущала холодок в животе, ведь всем известно, что проходить под лестницей – это дурная примета.
Вот и сегодня, пробежав на цыпочках под пыльными ступенями, затянутыми паутиной, я вошла в гардеробную и притаилась за дверцей открытого шкафа. Почти сразу же я поняла, что в комнате матери находится отец. Судя по всему, между ними происходила очередная бурная ссора, после которой отец обычно несколько дней не спускался в столовую, а мать запиралась в своей комнате, никого не желая видеть.
Их раздражённые голоса глухо доносились до меня через тонкую перегородку, но подобраться ближе я не рискнула, опасаясь выдать себя неосторожным движением. Всем в доме был известен буйный отцовский нрав, который он давал себе волю демонстрировать при малейших признаках неповиновения его приказам.