Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

Мирон принес пальто Грюбера. Скопин достал из его внутреннего кармана фляжку Михаила Антоновича, отвинтил крышку и аккуратно влил туда остатки яда из пузырька.

– Вот так, – сказал он будничным голосом. – Понимаете ли, Грюбер, моя работа – собирать улики. Я предоставляю их суду – и уже суд решает, виновен подозреваемый или нет. Но у вас такой случай… Я точно знаю, что вы виновны. Да вы и сами подтвердили свою виновность. Но у меня нет ни надежных улик, ни надежных свидетелей. Вас не может приговорить никто. Но вы сами можете вынести себе приговор. Мирон, принеси теперь мешок.

– Ага, – сказал казак и снова вышел.

«Какой мешок?» – подумал в панике Грюбер, хотел спросить об этом вслух, но язык его уже не двигался во рту.

Скопин зашел с другой стороны кровати и вложил открытую фляжку в безвольную руку Михаила Антоновича, пролив немного отравленного коньяка на простыню.

– Итак, вчера от вас ушла жена. Вы можете как-то объяснить, почему вдруг? Ладно, я вам объясню. Когда Печенькин в клубе предлагал вам сыграть на невинность девушки, я нанес визит вашей супруге и рассказал, как вы пытались ее убить и нанять для этого человека. Но это так – между нами. Видите ли, после того как вы умрете, ваше тело будет обнаружено. Вызовут полицию. Полиция позовет меня, как судебного следователя. Я изучу все обстоятельства и изложу ход своих мыслей. Во-первых, от покойного ушла жена, что, несомненно, стало для него серьезным шоком. Во-вторых, покойный поехал на квартиру, которую снимал последние два месяца. Да-да, не удивляйтесь – я снял эту квартиру на ваше имя два месяца назад как ваш поверенный. Никакого экспромта! Но продолжим – покойный поехал на свою тайную квартиру. И вот мы видим, что он лежит на кровати – мертвый. В одной руке у него – фляжка с остатками отравленного коньяка. Рядом с подушкой – медальон с фотографией девочки, найденной мертвой летом этого года. Убийство до сих пор считается нераскрытым. А во внешнем кармане пиджака мы находим вот эту записку без подписи.

Скопин вынул из кармана небольшой листок бумаги и прочитал:

– «Мне все известно. Сдайся полиции или будешь разоблачен».

Вернулся Мирон с мешком, набитым тряпками.

Скопин нагнулся над Грюбером и пристально посмотрел ему в стекленеющие глаза.

– Вы еще живы? Надеюсь, что так. Уже само по себе это сочетание – записка, медальон и яд дают нам основание считать, что покойный боялся разоблачения в гнусном насилии над ребенком. И предпочел покончить с собой, чтобы не пойти под суд. Но даже это слишком хорошо для вас, Михаил Антонович! Поэтому мы немного дорисуем ужасную картину. Мирон!

Казак развязал мешок и спросил:

– Куда?

– Да хоть вон туда. – Иван Федорович указал на угол справа от окна.

Казак подошел к указанному месту и вывалил из мешка на пол ворох старой детской одежды.

– Думаю, это, – Скопин указал на кучу одежды, – приведет криминальных репортеров в исступление. У меня действительно нет больше возможности отдать вас под суд – вы бы вывернулись. Поэтому я рассказал о своем расследовании барону Фогелю и пригласил его участвовать в казни. Я собрал команду. Все это время я находился неподалеку – в гардеробной комнате и слышал через стену каждое слово. Понимаете, Грюбер, у меня несколько обостренное чувство справедливости. Я считаю, что каждый преступник должен не просто получить наказание по суду – желательно, чтобы наказание это было соразмерно преступлению. Вы, учитель, заставили ребенка, который вам доверял, страдать. Вы стали для него диким и безжалостным хищником. И вы, в конце концов, убили этого ребенка. Теперь страдаете вы. И теперь вы умрете. Но и после смерти ваше имя надолго станет синонимом жестокости и извращенности. Может быть, ваш пример отпугнет других хищников. Заставит их бояться. Намекнет, что у любого преступления может быть свидетель. Кстати, так оно обычно и бывает. Слышите, Грюбер? Грюбер?

Скопин приложил руку к груди лежавшего перед ним человека, потом распрямился и сказал Мирону:

– Все.

– Жаль медальон, – пробасил казак, – нехорошо. Как будто снова оставляешь девчонку с таким зверем вместе.

– Ничего, – ответил Иван Федорович. – Я потом передам его отцу девочки. Пошли, мне надо сегодня выпить.

Анна и Сергей Литвиновы Святочный яд

Сколько же нынче развелось детективов! Шагу не ступишь, чтоб в него не вляпаться. Телевизор включаешь – а там криминал, книгу откроешь – следствие, в газете – происшествия, в журнале – из зала суда…

Иное дело прошлые времена! Преступлений случалось мало – да и немудрено. Ведь в ту пору честь значила больше богатства, клятву держали ценой собственной жизни, а удар исподтишка столь же тяжело было представить, как и железных птиц, сбрасывающих бомбы на мирные селения…

А если уж убийство и происходило, молва о нем еще долго передавалась из уст в уста и становилась легендой, семейным преданием – как и сия история, что поведала нам наша бабушка, а ей, в свою очередь, рассказала прабабушка.

Ужасное происшествие случилось в снежную, холодную зиму, в самом начале 1840 года, второго января, аккурат на Святки.