Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

– Позволите? – осведомился Ардашев и, получив согласие, тоже понюхал стакан и добавил: – То, что это коньяк, – несомненно. Только запах у него странноватый…

– И что же вам в нем не нравится? – усмехнулся Каширин.

Но Ардашев не успел ответить, потому что в этот момент Ефим Андреевич, уже набив нос табаком, потянул воздух. Зелье возымело действие, и сыщик разразился однообразной, как хлопанье куриных крыльев, чередой чихов, прерываемых словами: «Прости, Господи!» Вытерев все тем же фуляровым платком выступившие слезы, Поляниченко крякнул от удовольствия и спросил доктора:

– Итак, Савелий Панкратович, позвольте услышать ваш медицинский вердикт.

– Exitus lethalis, – сухо выговорил Мильвидский.

Поляничко пожевал губами и прищурился.

– Думаете, скончался в результате смертельного хронического заболевания?

– Похоже на то, однако совершенно точно сказать не могу. Это всего лишь предположение. Для полной уверенности надобно провести вскрытие.

– Да бросьте вы! – махнул рукой Каширин. – Этак с ума можно сойти, ежели каждого мертвого пропойцу к прозектору возить. Разрешение на погребение выдадим, и все, хватит. Тут и без латыни ясно: пил-пил и допился… Вы же видите, что он подливал из фляжки коньяк, пока не окочурился.

– А чего ж не пьянствовать, если за тебя мертвое механическое пианино играет? – вставил слово банкир Старосветский. – Тоже мне, цирк устроили с тапером. Позор на весь город! А еще афиши развесили с фирмой «Патэ»! А фирменное у вас только надувательство!

– Видимо, мне придется кое-что объяснить, – обиженным голосом сказал директор Купский. – Вы, Борис Тимофеевич, зря гневаетесь. Мы «Вельте-Миньон» не от хорошей жизни купили. В Ставрополе музыкантов раз, два и обчелся. Вот отыскали настройщика пианино Акулова (кстати, играл совсем недурно). Договор с ним заключили. А он нет-нет, да и заложит за галстук… Что нам оставалось делать? Пришлось разориться на это чудо музыкальной техники. А теперь эта смерть…

– Факт, конечно, прискорбный, – умерив негодование, посетовал банкир. – Но что поделаешь? Жизнь коротка. И никто точно не знает, когда наступит его черед.

Послышались чьи-то шаги. В дверях показались два человека с носилками.

– А вот и медицинская карета подъехала, – с нескрываемой радостью проговорил Каширин. – Забирайте его, братцы, забирайте и побыстрее.

Пока труп укладывали и выносили, Ардашев внимательно рассматривал фляжку. Заметив это, Поляничко спросил:

– Чем вас заинтересовала эта серебряная баклага?

– Вы, Ефим Андреевич, не полностью прочитали надпись, – ответил Ардашев. – Тут в конце выгравирована дата: «17.VI.12».

– Да видел какие-то циферки, но без очков они для меня точно червячки – не разобрать.

– И все-таки я вас попрошу никуда ее не девать.

Ардашев оглянулся и, заметив оставленную кем-то газету, завернул в нее фляжку и передал Поляничко, который тут же всучил ее Каширину.

– Не волнуйтесь. Все внесем в опись и передадим родственникам. Ну что, будем расходиться?

– Постойте-постойте, – всполошился директор кинематографа. – Я хочу принести извинения за сорванный сеанс и прямо сейчас приглашаю всех отужинать в ресторане «Гном». Там у нас отдельный кабинет абонирован. А захотите, можно и в картишки партейку-другую. Ну это так, что называется, ради удовольствия: в английского дурачка или пьяницу.

Купский заискивающе посмотрел на Поляничко, но полицейский улыбнулся и, глядя на помощника, сказал:

– А что, Антон Филаретович, пойдем? Ведь мы сегодня без обеда остались.

Каширин от неожиданного вопроса сначала растерялся, потом кивнул и засиял, как каска брандмейстера.

– А вы, Иван Георгиевич, присоединитесь? Не откажите в удовольствии быть в компании с вами, – медовым голосом пропел Купский.

– Уж я, Александр Захарович, право, не знаю, – опустив глаза, промолвил судья Бенедиктов. – Удобно ли?

– Удобно! Еще как удобно! Искренне буду рад.

– Что ж, в таком разе я не против.

– При таком количестве людей не сыграть в винт – уголовное преступление, – заметил Ардашев.

– Эх, Клим Пантелеевич, – погрозил пальцем Поляничко. – Вечно вы меня во грехи вводите! То в Великий пост вишневой наливочкой угощаете, то азартную игру предлагаете…Нет, играть не будем. А так посидим, посмотрим.

– В таком случае, – заявил Ардашев, – Савелий Панкратович просто не может не участвовать в партии. Иначе винт не состоится. Надобно минимум четыре человека.

– Нет-нет, господа, прошу извинить, но эта смерть произвела на меня сильное впечатление. Пожалуй, я пойду домой, – покачал головой Мильвидский.

– Тогда и я не останусь, – твердо сказал Ардашев.

– Ну как же, Савелий Панкратович? – взмолился Купский. – Вот и Клим Пантелеевич без вас не останется… Я очень вас прошу принять мое приглашение. Не откажите, сделайте милость.

– Ладно, – сдался Мильвидский. – Только я засиживаться не буду. Час и не более. Домна Александровна сегодня так сильно расстроилась и ушла вся в слезах…

– Вот и славно! – хлопнул в ладоши Купский. – Итак, господа, прошу…

II