Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

Шел второй час игры. Ставки увеличивались. Зеленое сукно было сплошь исписано белыми колонками цифр. Ардашев играл в паре с судьей Бенедиктовым, а доктор – с банкиром Старосветским.

Рядом, утонув в мягком кресле, блаженно дремал Поляничко. Его нафиксатуаренные усы торчали, точно стрелки часов, показывающие четверть десятого. Своего помощника он отправил в сыскное отделение с вещами покойного после того, как присутствующие пересели от обеденного стола за ломберный.

Напротив Ефима Андреевича, дымя сигарой, сидел Купский и со скучной миной листал «Всемирный юмор» – журнал с картинками далеко не пуританского содержания. По грустным глазам директора кинематографа было видно, что после выпитой водки и коньяка он разгорячился, и спокойное времяпрепровождение тяготило его так же сильно, как обычно угнетало присутствие жены в местном «театре-варьете». Душа Александра Захаровича жаждала продолжения в виде шампанского, очаровательных женских ножек, мелькающих перед глазами, и рассвета – не простого, а настоящего, когда перепачканный губной помадой и пахнущий всей гаммой духов фабрики «Ралле», он будет тихо плакать под задушевную цыганскую песню у костра на берегу Архиерейского пруда. Да, когда-нибудь это обязательно случится, а пока – солидная компания и уважаемые люди. Одним словом – скукота египетская.

– Два без козыря, – начал банкир.

– Три черви, – ответил судья.

Доктор задумался, ему предстояло принять правильное решение. Слегка волнуясь, Мильвидский вынул из внутреннего кармана фляжку. Сделав два глотка, он поморщился и стал ее убирать, но сразу ему это не удалось.

– Не угостите? Что там у вас? Коньяк? – Ардашев протянул руку.

– Нет. Это водка.

– Отлично! Мне чуть-чуть, чтобы взбодриться.

Присяжный поверенный взял фляжку и, налив немного в пустой стакан от только что выпитой сельтерской, заметил:

– Прекрасная вещь. И тоже серебряная.

– Да, подарок жены, – согласился Мильвидский, пряча предмет в карман.

Услышав слово «фляжка», директор «Модерна» встрепенулся и, глядя на Поляничко, спросил:

– Скажите, Ефим Андреевич, неужто Харитон вот так взял и запросто умер, а? Он ведь ни на что не жаловался, а если и болел, то только с перепоя… Ну как такое могло случиться?

– Вопросец не по адресу, – приоткрыв глаза, усмехнулся Поляничко. – Это вы у нашего уважаемого врачевателя спросите. Я в медицине не разбираюсь.

– А тут и выяснять нечего. Тапера отравил господин Мильвидский, – не отрывая глаз от карт, негромко выговорил Ардашев.

В комнате воцарилась тишина. Было слышно, как под потолком бьется случайно залетевшая большая черная муха.

– То есть как? – привстав от негодования, воскликнул врач. – Вы хотите сказать, что Акулов был убит и это сделал я?

– Именно, – невозмутимо подтвердил Ардашев.

В мгновение ока Поляничко поднялся, и, оказавшись за спиной Мильвидского, тихо прошептал:

– Вы не волнуйтесь, Савелий Панкратович, не волнуйтесь. Сядьте. Давайте послушаем Клима Пантелеевича. Он обычно пустыми обвинениями не бросается.

– Как помните, господа, – начал рассказ Ардашев, – тапер Харитон Акулов имел обыкновение во время сеанса подливать из фляжки в чайный стакан алкоголь. Так было всегда, но сегодня еще до начала фильмы фляжку подменили. Это случилось в тот момент, когда Акулов, оставивший сюртук на стуле, куда-то вышел. И сделал это доктор Мильвидский. Какой разновидности было отравляющее вещество, я затрудняюсь сказать. Знаю только, что оно очень сильного действия. Думаю, после проведения химического анализа эксперт-криминалист определит состав яда и подтвердит мои слова. Сия жидкость, как вы помните, осталась во фляжке, найденной в кармане настройщика пианино. Нисколько не сомневаюсь в том, что и причина смерти Акулова – отравление ядом – будет засвидетельствована после вскрытия тела.

– Допустим, тапера отравили. Но при чем здесь я? – возмущенно осведомился Мильвидский. – Какие у вас имеются доказательства моей вины?

– Поверьте, их более чем достаточно, – горько усмехнулся присяжный поверенный и продолжил: – Итак, на серебряной фляжке Акулова, как, надеюсь, все помнят, было выгравировано: «С днем Ангела, милый! Твоя Крошка С.» И тут же стояла дата вручения подарка: «17.VI.12.», то есть семнадцатое июня прошлого года. А в этот день отмечают день Ангела не Харитона, а Савелия. День ангела Харитона – одиннадцатое апреля. Точно такую дату вы найдете на фляжке, находящейся в данный момент в кармане господина Мильвидского. И надпись там почти та же: «С днем Ангела, милый! Твоя Крошка До. 11.IV.10». Латинская буква «С» на фляжке, которую нашли у покойного – не что иное, как нота «до». Именно такой литерой она обозначается. Другими словами, подписи на обоих подарках почти одинаковые. Разнятся только даты. Вероятно, всем присутствующим уже ясно, что «Крошка До (С)» – это Домна Александровна Мильвидская, супруга доктора, подарившая в разные годы и мужу, и любовнику одинаковые фляжки с похожей гравировкой.

– Стало быть, мотив смертоубийства – ревность? – спросил Поляничко.

– Ревность и месть, – подытожил Ардашев.